Подвижники благочестия. Бежецкий период жизни Александры Петровны

«ЕМУ БЫЛА ОТКРЫТА СОВЕСТЬ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ»

В январе 2007 года в газете «Православный Воронеж» был напечатан небольшой очерк о жизни сх и архимандрита Серафима (Мирчука), посвященный второй годовщине со дня смерти известного в Воронежской и Липецкой епархиях старца.

С ВЕРОЙ ЖИВОЙ И ИСКРЕННЕЙ

Архимандрит Серафим (в миру Василий Иларионович Мирчук) родился 15 мая 1936 года в городе Проскурове Каменец-Подольской области Украины. Рано осиротев, жил у родственников. После окончания школы юноша удалился в Почаевскую Лавру. Здесь, в Свято-Духовом скиту, он несколько лет проходил искус послушания - пел на клиросе, пономарил, прислуживал в трапезной. Был послушлив и безропотен. А потом Василию доверили уход за болящим настоятелем скита отцом Онуфрием. Старец этот был примером братии в неутомимом служении.
По кончине настоятеля Василий принял монашеский постриг с именем Валерий, а позднее, 11 августа 1958 года, был посвящен в сан иеродиакона.
Конец 1950 - начало 1960-х годов - время тяжких гонений, обрушившихся на почаевских иноков. И хотя Лавру удалось отстоять, в 1961 году скит все же был закрыт. Отец Валерий волею Господа оказался в Воронежско-Липецкой епархии, где обрел друзей в духе и истине.
8 февраля 1965 года архиепископ Воронежский и Липецкий Палладий (Каминский) рукоположил иеродиакона Валерия во иеромонаха и назначил его настоятелем Михаило-Архангельского храма села Ячейка Эртильского района Воронежской области, вскоре закрытого. Спустя некоторое время по ходатайству настоятеля Вознесенского собора города Ельца архимандрита Исаакия (Виноградова) иеромонах Валерий был переведен в клир этого собора. Выбор известного своей высокой духовной жизнью отца Исаакия в этом случае весьма показателен. В Ельце отец Валерий был в большом почтении у прихожан. Порой ему приходилось даже юродствовать, дабы избежать славы земной. Вскоре батюшке представилась возможность обрести тихий уголок, чтобы, как говаривал святитель Тихон Задонский, «меньше в ушах звенело и менее глаз видел».
12 мая 1978 года игумен Валерий был назначен настоятелем Благовещенского храма села Ожога Воловского района Липецкой области. Со временем при Благовещенском храме образовалась община матушек-церковниц, тайно живущих по монастырскому уставу. Заведенный от тех лет порядок сохраняется и доныне.
31 мая 1980 года отец Валерий был награжден крестом с украшениями; в 1982-м - возведен в сан архимандрита; в 1995 году удостоен права совершать Божественную литургию с открытыми Царскими вратами. За заслуги перед Церковью он был награжден орденом святого равноапостольного князя Владимира, III степени. Идя однажды избранным путем смирения, он тайно принимает великий ангельский образ - пострижение в схиму.

Схиархимандрит Серафим нашел упокоение на сельском кладбище села Ожога, прямо при входе на монастырский его участок. Место погребения старец выбрал сам. «Похороните у входа в нашу ограду на кладбище, чтобы я вас всех встречал», - улыбаясь, ответил он как-то на настойчивые просьбы матушек похоронить его при храме. 11 января 2005 года схиархимандрит Серафим завершил свои труды земные.
Погребение его проходило 13 января в храме Благовещения Пресвятой Богородицы села Ожога. Отпевали старца епископ Липецкий и Елецкий Никон, схиепископ Алипий (Погребняк) из Святогорской Свято-Успенской Лавры, схимитрополит Ювеналий (Тарасов), находящийся ныне в Курске на покое, в соспужении сонма духовенства.
Много проникновенных и добросердечных слов об усопшем сказано было в тот день. Схиепископ Алипий особенно отметил: «Отец Серафим выполнял свою миссию на земле скромно, пребывая в молитве и терпении многочисленных болезней, но никто не ушел от него ненакормленным и неумиротворенным».
Епископ Липецкий и Елецкий Никон знал старца почти 30 лет, нередко общался с ним в простой домашней обстановке. Владыка сказал, что многие духовные чада схиархимандрита Серафима стали монахами. Своим примером жертвенного служения Богу и людям, подвигом мученичества он снискал благодать Божию и уподобился святым старцам и самому преподобному Серафиму Саровскому, имя которого батюшка носил в схиме.

Л. МОРЕВ
«Задонский паломник»/
«Православный Воронеж» № 1 (99) за 2007 г.

Батюшка Серафим долгие годы был духовным отцом архиепископа Новосибирского и Бердского Тихона, поэтому Владыка не мог не отметить своим вниманием появление этого газетного материала. Но предложенную публикацию он дополнил своими личными впечатлениями, и от того образ липецкого старца и для нас, сибиряков, стал родным и близким. ВЛАДЫКА ТИХОН вспоминает:

– В шестидесятых годах в Воронежскую епархию приехали три почаевских монаха – отцы Власий, Валерий и Евгений. Во времена хрущевских гонений, как известно, Почаевский монастырь пытались закрыть; братия держали осаду. Впоследствии Лавру удалось отстоять, но Свято-Духов скит власти все же разогнали. Многих молодых монахов отправили в армию, а некоторых отвозили на приличное расстояние от монастыря и высаживали из машины, мол, иди, куда хочешь.
Владыки опасались принимать монахов из Почаева, но наш Воронежский митрополит Сергий (Петров) рискнул, взял их к себе и дал им приходы. Моя старшая сестра, которая хорошо знала всех старцев в то время в нашей стране, сказала, что, хотя им всего по тридцать лет, но все они – старцы.
Отец Власий, один из почаевских иноков, подвизался в Задонске, рядом с обителью, где в свое время жил святитель Тихон Задонский. Недалеко от этого города находится родина моей мамы, и мы каждый год ездили в Задонск на День памяти святителя Тихона Задонского, продолжая традицию жителей их села. В Успенском храме Задонска я впервые и увидел отца Власия. Мне было 14 лет. Позднее, в 1978 году, когда я решал, какой мне избрать путь – монашества или семейный, мы с ним познакомились поближе, и он благословил меня принять монашество. В то время отец Власий служил в селе Бурдино и предложил мне бывать у него чаще.
В 1979 году, в одну из своих поездок в Бурдино, я встретил там еще одного бывшего почаевского монаха – игумена Валерия (Мирчука), который был настоятелем Благовещенского храма в селе Ожога, что в 30 км от села Бурдино. При храме он устроил тайный монастырь, которому, как и монастырю в Бурдино, покровительствовал митрополит Тетрицкаройский Зиновий (в схиме Серафим, проживал в Тбилиси). С той поры мы с игуменом Валерием знали друг друга, но виделись довольно редко. В 1980 году с митрополитом Зиновием побывали в Ожоге.
В середине девяностых годов неожиданно отец Валерий, который к тому времени был архимандритом, разыскал меня через своего духовного сына, вызвал в Ожогу и помог решить очень важную для меня проблему. После этого я стал ездить к нему как к духовнику: до 2000 года из Москвы, а затем – из Новосибирска.
Батюшка был кладезем церковной премудрости. На светские темы он беседовал редко, поскольку вся его жизнь с раннего детства прошла в монастыре. Часто он говорил: «Все, что я умею, я делаю так, как было у нас в Почаеве». Поражало его знание церковной истории, житий святых и особенно российских подвижников благочестия. Мы с ним ездили в паломнические поездки по Липецкой епархии, где в свое время подвизались некоторые из них. Сам батюшка никогда не признавал себя старцем, наоборот, часто, давая совет, говорил: «Вы можете не запоминать то, что я вам говорю и не исполнять».
Тайно отец Валерий принял схиму с именем Серафим. Я как-то поинтересовался у него, почему столько старцев было именно в Почаевской Лавре: была ли там какая-то особенная старческая школа, как в Оптиной Пустыни, или старшие монахи обучали младших. Отец Серафим отвечал: «Нет, кто стремился, тот все получал, а кто не стремился – тот ничего и не получал».
На серьезные богословские темы он старался не разговаривать. Когда я задал ему как-то раз один серьезный богословский вопрос, он ответил: «Я не знаю».
Около него жили человек шестьдесят мужчин и женщин. Считалось это общиной, но впечатление было как от богадельни, потому что он любил собирать убогих: горбатеньких, хромых, слепых, стариков, от которых отказались родственники, или одиноких. Батюшка молился за своих послушников и послушниц, руководил их духовной жизнью, проводил регулярно постриги. Это был сельский монастырь. Молодые девушки пели на клиросе, трудились на огороде, а старушки выполняли посильную работу. Но у них было принято вычитывать все правило по монастырскому чину. За трапезой читались жития святых.
Отец Серафим много заботился о храме, часто проводил ремонт внутри и снаружи, много хлопотал об устройстве артезианской скважины. Деревянный домик, который он построил для сестер, два раза горел, поэтому он решил построить большой кирпичный двухэтажный корпус. 23 сентября 2005 года, уже после его кончины, здесь учредили новый епархиальный монастырь.
До самой своей кончины он был большим любителем книг. Но не все из них принимал. Однажды ему предложили прочитать жизнеописание одного известного современного подвижника, но батюшка спрятал руки за спину и даже не стал брать книгу в руки: «Вы дайте ее отцам, – сказал он, – если они разрешат мне, то я прочитаю».
В другой раз, когда к нему приехали духовные чада одного старца, решившие издать воспоминания о своем наставнике, отец Серафим грозно посмотрел на них и сказал: «Уезжайте отсюда сейчас же. Это был не старец, а просто болящий человек. Я знаю о нем много, но, если даже и расскажу вам, вы все равно этого не напечатаете».
Батюшка переживал о том, что люди часто не исполняют чего-то, необходимого для духовной жизни. «Матушки, – укорял он своих послушниц, – если вы так будете относиться к духовной жизни, то вы никогда не спасетесь».
Сам он был большой молитвенник. Одна женщина на себе испытала силу его молитвы. Как-то раз она обратилась к нему за помощью: в ее семье постоянно, много лет были скандалы. После молитвы отца Серафима – причем она приезжала всего один раз! – я специально интересовался – семья стала дружной, скандалы прекратились.
Он очень одобрял старца Троице-Сергиевой Лавры архимандрита Кирилла (Павлова). «У отца Кирилла все правильно!» – говорил он. Больше батюшка ни о ком так не отзывался. А вот когда его спрашивали о других старцах, широко известных, уважаемых, он только опускал голову и качал ею, вероятно, не желая никого осуждать. Несмотря на то, что он жил в селе Ожога, он, видно, знал, кто ведет правильную духовную жизнь.
Принимал он всех, кто к нему обращался. Когда чувствовал духовную близость с пришедшим человеком, то говорил: «Да я как будто всю жизнь вас знаю!» Мог прийти, разделить трапезу, долго беседовать. Если же приезжие были из тех, кто не стремится к духовной жизни, батюшка просил: «Покормите их и сразу же отпустите». Беседы с такими людьми он не проводил, только благословлял – и все.
Ночью он почти не спал, – болел, но любил, чтобы ему читали жития святых, исторические книги. Утром только немного подремлет, и начинает вести прием скорбящих, всех, кто приходил к нему со своими проблемами.
Пока мог, отец Серафим ходил в храм, потом ему сделали радиоприемник, чтобы он по радио слушал службу, в келье.
Во всех близлежащих селах он восстановил храмы, отдавая для этой цели все пожертвования, которые к нему поступали. Регулярно помогал он и своим духовным чадам, живущим в миру: отправлял им на машине хлеб, который выпекался в монастырской пекарне, фрукты, овощи со своего приходского огорода. Духовным чадам он был не только отцом, но и духовной матерью – это материнское чувство и есть самое главное для духовника.
Тех, кто «поскользнулся» в жизни, он никогда не ругал, а говорил так: «Падение может быть, но не должна быть падением вся жизнь. Упал, приобрел опыт, что это плохо – встань и больше не повторяй. Если враг раз посмеялся, это еще не страшно: пока человек жив, все можно исправить. А когда падение идет за падением – это уже нельзя назвать духовной жизнью».
Отец Серафим никого не обличал. Он просто начинал человеку что-то рассказывать вроде бы как о себе, но когда гость возвращался домой, то осознавал, что это все говорилось о нем… Таким образом батюшка подсказывал, что и как надо делать, какой грех живет в душе, как надо бороться с ним.
Мы не имеем такой благодати и духовного опыта, не можем правильно анализировать свои дела, поступки, мысли, ему же совесть других людей была открыта.

Фото из личного архива архиепископа Тихона

1)Детство старца.
Старец Василий родился в селе Большие Ключищи Симбирской губернии в 1845 году, в семье бедных поселян Даниила и Феодосии. Со смертью родителей Василий сполна испил горечь раннего сиротства. Го¬лод, холод и крайняя нужда заставили его наняться в пастухи обще-ственного скота. Работа была очень трудная, но давала возможность про¬кормиться. Грамоте мальчик так и не научился.
2)Семейная жизнь.
По достижении совершеннолетия Василий обзавелся семьей, женив-шись на бедной девушке Агафий. Она оказалась хорошей супругой -любящей, скромной и трудолюбивой, и вскоре подарила своему мужу заме¬чательную дочку Дуняшу. Но не долго Василий радовался семейному счастью, ибо нет на земле ничего постоянного. Когда дочери исполнилось три года, Агафья простудилась и отошла в вечность. Ради дочери Василий решил бросить пастушество и заняться кресть¬янским хозяйством, чтобы чаще бывать дома и самому воспитывать си-ротку.Сельское общество вошло в положение молодого вдовца и освободило его от прежней работы.
Василий быстро освоился в новой роли домохозяина и ухаживал за землей, огородом, домашним скотом, нянчил дочку, стирал и стряпал. Но вскоре на опыте убедился, что, несмотря на все старания, ему одному не прожить. Полевые работы по-прежнему заставляли надолго отлучаться из дома. Дуняшу приходилось нести к чужим людям, а избу запирать на замок. Василий понимал, что так долго продолжаться не может — всем соседям надоешь, а дело не поправишь. Нужно искать хозяйку. Надумав жениться во второй раз, Василий оказался в трудном положении. Кто пойдет замуж за вдовца — бедняка, да еще с малюткой-дочерью? Разве толь¬ко та, которая сама попала в тяжелую ситуацию…
3)Новая супруга.
Таковая нашлась. Это была бойкая, молодая, красивая вдова — Наста-сья Ивановна, которой была внебрачная дочка Устинья.
Настасья Ивановна оказалась для Василия доброй супругой. Искупая свой прошлый (может быть, и невольный) грех, она смирилась, все силы отдавала ведению домашнего хозяйства и, сохраняя верность мужу, ода¬ривала его ласковой привязанностью.Зажили они на редкость ладно и хорошо. Вскоре родилось у них и славное дитя — дочка Анюта.
4)Приход к вере.
Василий стал даже бояться за свое вновь обретенное счастье: не зати-шье ли это перед новой ужасной бурей? Не пошлет ли Господь очередное испытание? Сколько раз убеждался Василий в непрочности всего земного.
Лишь сердце подсказывало: источник всей жизни и благополучия -Господь Вседержитель. Приблизься к Нему, и Он одарит тебя милостью и любовью и укрепит твое земное бытие.
И вот, почти охладевший к вере, Василий все чаще стал посещать в свободные и праздничные дни один из местных храмов (село Ключищи было большое, расположено на главной проезжей дороге и имело два храма с особыми причтами).Встав рано утром, Василий спешил в церковь, где молился о всех своих сродниках, об усопшей Агафий, каялся в содеянных прегрешениях и про¬сил Бога продлить милосердие к тем, за кого так болела его душа.
5)Просветители Василия.
Старцу помогали: юродивый Михаил Семенович,другой старец — Иван Филиппович-был простецом и отличался удивительной прозорливостью. А старица-девица Варварушка являла собой образец необыкновенного милосердия. Были и другие люди Божий, у которых можно было поучиться благочестивому житию.Постепенно Василий стал возгревать в себе молитвенный дух. Это давалось ему нелегко. Надо было сильно нудить себя, трудиться и тер¬петь. Видя его постоянство и всегдашнее сердечное горение, Господь од¬нажды дал ему воочию вкусить неизъяснимую сладость молитвы, которая часто посылается ревнителям благочестия не ради их заслуг, а для того, чтобы пробудить в них непрестанное тяготение к Богообщению.
6) Лучше беседы с Господом нет ни чего.
С той поры все земные утехи отошли у Василия на второй план. Лучше беседы с Господом он ничего не хотел знать. Молитвенное прави¬ло его было несложным; он был неграмотен и знал по памяти лишь основное: «Отче наш…», «Царю Небесный…», «Богородице Дево…», «До¬стойно есть…», «Символ веры», Иисусову молитву, и т.д. Особенно любил Василий взывать к Царице Небесной и к святителю Николаю, архиепис¬копу Мир Ликийских, чудотворцу - молниеносному заступнику и хода¬таю всех православных христиан. Часто призывал архистратига Божия Михаила со всеми Бесплотными Силами; обращался и к своему соимен¬ному святому покровителю.
7)Необычный гость.
Господь, видя смирение и молитвенность старца, открыл ему такое, о чем и помыслить страшно и что описывается только в Житиях некото-рых великих Божиих угодников. Однажды в ночной тишине, когда все домашние спали, Василий по обыкновению молился, изливая перед Госпо¬дом свои просьбы. Внезапно он был поражен необычайным светом -перед ним явился боголепный Старец — сам святитель Николай, который, обратившись к Василию, сказал: «Идем со мною!»
8)Происходящее в аду.
Каких только видов мучений здесь не было — этого нельзя было выра-зить ни одним человеческим языком, ибо любое описание будет лишь слабым подобием действительности. Одни грешники находились на льду в жутком холоде; другие — в разных положениях были скованы льдом; третьи — стояли под напором сильнейшего осеннего ветра; четвертые — во власти зимней пурги с непрерывно летящим снегом и воющим ветром; пятые — находились в огненном пламени: кто по пояс, кто по шею, а некоторые — черные, как уголь, — и вовсе были погружены с головой; шестые — кипели в какой-то клокочущей черной массе, подобной асфаль¬ту или смоле; некоторые были связаны, скорчены или подвешены. Кру¬гом непрестанно шныряли демоны и нещадно избивали всех, кто попадал к ним….
Увидел я среди мучившихся грешников и одного близкого мне поселянина — горького пьяницу, еще живущего на земле, но душой уже ввергнутого в ад.
Многие и вовсе незнакомые мне души просили не забывать упоминать их в молитвах. Долго я пробыл там, много слышал просьб от скорбящих, много видел страшного и ужасного…
— Когда свт. Николай выводил меня из ада, демоны вновь обступили нас у выхода и, злобно крича, бросали мне в лицо страшные угрозы: «Не вздумай рассказывать кому-либо о виденном, иначе растерзаем тебя и отплатим тебе так, что не рад будешь. Помни это!»
9)Происходившее после посещения ада.
…Кое-как я поднялся, ноги мои дрожали, в теле чувствовалась разби-тость, адский смрад словно застрял в моих ноздрях, и началась неукроти¬мая рвота. Четыре дня не мог я принимать никакой пищи, так как все еще ощущал адское зловоние.
10)Раскрытие своей тайны.
Некоторое время спустя, немного поправившись, Василий решает от-крыть свою тайну людям. Надеясь на Божию помощь, он стал приглашать к себе тех поселян, чьих усопших родственников он видел в аду. Теперь Василий ничего не скрывал и подробно рассказывал о страшных мучениях грешников. Он просил живых оказать сострадание и помочь умершим милостыней и литургийным поминовением. Многие, даже са¬мые равнодушные и беспечные из поселян, встрепенулись и приняли сло¬ва старца близко к сердцу.
11) Вторичное посещение ада.
Через некоторое время Василий задумался о том, как изменилась участь тех, за кого приносились молитвенные труды. Долго просил он Господа открыть ему это. И Господь внял воплю старца, хотя и не сразу. Ведь полученное легко так же скоро и теряется, а добытое тяжелым, долгим трудом и хранится намного дольше.
Однажды, во время напряженной ночной молитвы, Василий вновь нео¬жиданно для себя очутился в пределах ада. Он узнал прежнее место, но многих его обитателей здесь уже не было.В этот раз Василий узрел и нечто новое для себя. Вся область разнооб¬разных мучений разделялась как бы на две части. В одной из них -собственно аде — страдают такие грешники, которые не считают Бога виновником своих несчастий. Они не теряют надежды на благое измене¬ние своей участи ради совершения по ним Святейшего Таинства Евхари¬стии, молитв Святой Церкви и милостыни, поданной в память о них живыми. И так — вплоть до Страшного Суда.
12)Последствия после увиденного.
Очнувшись после вторичного посещения ада, старец Василий не мог, как и раньше, принимать пищу и питие в течение четырех дней. Въев-шийся в организм «смрад преисподней» выходил очень медленно. Все повторилось так же, как и в первый раз: Василия тошнило, рвало, его тело ныло от боли, и он снова занедужил и слег в постель.
13) Картина ада.
Как-то раз Василий оказался среди погрешивших против Святаго Духа. Он увидел страшную участь творцов и проповедников лжерелигий, вождей сектантства и изменников Христу, всех лютых богоборцев, богоненавистни¬ков и самоубийц. Велико их число, и все они находятся рядом с сатаной. Безобразия их неописуемы, смрад, исходящий от них, превосходит даже адское зловоние. Они черны, покрыты язвами, всегда в нечистоте и в испраж¬нениях. Охваченные огнем, они скрежещут зубами, и их поедают черви.
Видел я основателей и других религий, и все они также неимоверно страдают».Василию были показаны мучения Ария — хулителя Сына Божия, Ма¬кедония — хулителя Духа Святаго, Нестория — хулителя Пренепорочной Девы Богородицы и иных еретиков, в том числе и Лютера — основателя протестантства, отца «немецкой» веры.
14) Жизнь в молитве.
Старцу было явлено будущее двух его родных дочерей.Они еще беззаботно жили в отцовском доме, но Василий, к своему неописуемому ужасу, увидел их души в аду! Ему была указана и причина их падения, о которой он решил поведать девушкам. Но предупреждение, к величайшему горю старца, не принесло желаемого результата, и жизнь дочерей закончилась трагически.
15) Молитвенный подвиг.
…Между тем, извещенный в видении о судьбе родных дочерей, старец Василий решил усугубить свой молитвенный подвиг. С этой целью у местного кузнеца были заказаны тяжелые, скованные из толстого железа вериги, которые Василий собственноручно заклепал на себе и носил, не снимая, до самой смерти. О веригах никто из домочадцев не знал, но долго недоумевали, отчего родительская рубаха всегда была в сплошной крови и гное. Молитва старца теперь сопровождалась непрерывным плачем. Слезы лились потоком, орошая старые, утружденные бдением глаза. В такие минуты душа Василия обнимала не только своих непосредствен¬ных близких, но и всех тех, кто когда-либо просил его помолиться и ходатайствовать за них перед Богом. Василий не мог забыть неотступных просьб живых и усопших и благодарных откликов от всех, получивших отраду и утешение.
16) Жигулевские горы.
Как-то раз под осень старец вознамерился покинуть село и удалиться в затвор, Василий с помощью надежного человека тайно переправляется в Жигулевские горы и поселяется в одной из многочисленных пещер.
Наступила зима. Старец непрестанно молился и отдыхал лишь при крайнем изнеможении. Диаволу стал несносен под¬виг отшельника. Он со всей злобой ополчился на старца, яростно нападал на него и жестоко мстил. Пока горела лампада перед св. иконою, освещая мрачные своды пещеры, подвижник держался и отражал вражеские приражения. Но вот масло иссякло, и в наступившей тьме, демонские удары стали непереносимы. С великой скорбью он ушел из затвора и вернулся в свою келью.Через год Василий снова собрался зимовать в жигулевской пещере. В этот раз он захватил большое количество лампадного масла, но его опять не хватило. И Василий навсегда вынужден был покинуть ставшую для него дорогой пещеру из-за невыносимой брани с демонами, которые нещадно осаждали подвижника в окружавшей его непроницаемой тьме. Господь, как чадолюбивый Отец, смирял старца и оберегал его от возноше¬ния, посылая непреодолимые препятствия и тяжелые испытания.
17) Конец жизни.
Васи¬лий Данилович до конца жизни продолжал свой молитвенный подвиг. По рассказам домашних, «молился он непрестанно, был ласков, никого не обижал и не оскорблял».
1 мая 1920 года старца не стало. Прожив на земле 75 лет, он мирно предал свою душу Господу. Только на смертном одре ближние узнали о том, что их отец носил вериги. Последние так срослись с телом, что снять их было невозможно. В них и похоронили блаженного старца на деревен¬ском погосте в с. Анненково.

Православные обители и в ХVIII веке, в эпоху разорения монастырской жизни, не оскудели подвижниками благочестия, которые молитвами, «пением, бдением и пощением» стяжали бла­годатные дары Духа Святого. Своим смиренным житием они оп­ровергали хулу на монашество, столь часто раздававшуюся тог­да в правительственных и придворных кругах.

Мужем святой жизни был иеромонахФеодор(Ушаков), инок редкой духовной крепости и мудрости. Родился он в 1718 году в семье помещика Ярославской губернии. В юности служил в Пе­тербурге в гвардейском Преображенском полку. А там среди веселой и беспечной жизни на его глазах произошел знамена­тельный случай. В разгар дружеской пирушки один из его това­рищей упал замертво. Печальное происшествие открыло глаза юному гвардейцу на непрочность земного счастья, мир утратил для него свое обаяние, и юноша духовно прозрел и переродился. В 22-летнем возрасте он в нищенской одежде тайно ушел из сто­лицы и поселился в заброшенной келье на Северной Двине. На­чальство, преследуя селившихся в северных лесах старообряд­цев, притесняло заодно и православных иноков, спасавшихся там в уединенных скитах. Юный отшельник вынужден был покинуть свою хижину и отправиться на юг. Он пришел в Площанскую пус­тынь, расположенную в Орловской епархии. Настоятель пустыни поселил его в лесной келии. Вскоре его, как человека бес­паспортного, схватила сыскная команда, очищавшая леса от подозрительных людей. Пустынножитель открыл на допросе своё имя и происхождение, и был отправлен в Петербург.

С ним захотела побеседовать царица Елизавета. «Зачем ты тайно ушел из моего полка?» ¾ спросила она. ¾ «Для спасения души», ¾ смиренно ответил беглец. Императрица простила его и пожаловала его званием сержанта, но инок попросил дать ему умереть монахом. Елизавета велела ему поступить в Александро-Невскую Лавру.

В 1747 году Иван Ушаков принял постриг с именем Феодора. В Лавре он вел строгую, постническую жизнь. Слава о его под­вигах и смиренномудрии разнеслась по столице; к нему стали приходить люди всякого звания за советом и наставлением. Обращались к нему и его бывшие сослуживцы ¾ гвардейцы. У мо­нахов Лавры стечение народа к их молодому собрату вызывало зависть. Скорбя об ожесточении братии, смиренный инок просил перевести его в Саровскую пустынь.

Вместе с ним из Петербурга уехали многие его духовные ученики и ученицы. На пути в Саров, в городе Арзамасе, отец Феодор устроил своих учениц в Алексеевском женском монастыре. Два года он пребывал в Саровской обители, а затем перешел в соседнюю Санаксарскую пустынь. Эта пустынь находилась в упад­ке и разорении. Келии разваливались. Отец Феодор возобновил и починил их. В 1762 году он, несмотря на свои отговоры, по настоянию епископа был рукоположен в сан иеромонаха и назна­чен настоятелем пустыни.

Настоятелем он был твердым и строгим, в наставлениях нарочитое имел искусство, в рассуждениях был остр и пространен. Много трудов он положил на введение в обители устав­ного Богослужения. На службы в обители отводилось: в будние дни до 9 часов, а в воскресные и полиелейные ¾ до 10 и 12. Настоятель строго требовал внятного чтения во время Богослу­жения. Он говорил: «Если, по слову апостола, в воинских пол­ках труба будет издавать неопределенный звук, кто станет го­товиться к сражению. Так и мы скорочтением будем только воздух церковный наполнять, а силы внутреннего смысла читаемого не поймем. Души наши останутся голодными духовно, без назидания. Не чтение слова Божия, а внутренняя сила и дух оного, понимаемые нами, служат нам ко спасению».

Иеромонах Феодор ввел в пустыни старчество, предпола­гавшее полное откровение помыслов иноками настоятелю. Всякий монах, когда его смущали и тревожили помыслы, мог прийти к нему в любое время дня и ночи; старец выслушивал инока, ча­сами беседовал с ним, и когда отпускал его от себя, тот чув­ствовал на душе свободу и тишину.

Жизнь в обители была крайне суровой. Вкушать пищу до­зволялось только за трапезой. В свою келию можно было брать только квас. Пирогов и белого хлеба не давали и на Пасху.

На монастырские послушания ¾ на покос, на рыбную ловлю выходила вся братия во главе с настоятелем. Келейник митропо­лита Гавриила Феофан Новоезерский, в юности подвизавшийся в Санаксаре , так описывал жизнь в этой пустыни: «Обитель забо­ром огорожена, церковь маленькая, волоковые окошки, внутри и стены не отесаны, и свеч-то не было, с лучиной читали в церкви. И платье-то какое носили: балахоны! Ноги обертывали онучами из самой грубой пеньки... Огня в келье никогда не было».

В 1764 году, с введением монастырских штатов, Санаксарская пустынь подлежала упразднению, но по просьбе настоятеля оби­тель была сохранена. В конце жизненного пути на долю старца выпали неповинные страдания и гонения. Однажды он в присут­ственном месте укорил Темниковского воеводу Неелова, который сам пожелал раньше поступить под его духовное руководство, а потом стал пренебрегать своего духовника советами, в жесто­ких притеснениях граждан. Неелов подал жалобу на своего ду­ховного отца. И Синод перевел старца в Соловецкий монастырь.

Северный климат оказался тяжелым для него, он постоянно болел. Девять лет провел старец на Соловках, и возвращен был оттуда в Санаксар по ходатайству отца Феофана Новоезерского. Но и в Санаксаре его притесняли. Только за неделю до кончины старцу Феодору дозволили самому посетить Арзамасскую Алексе­евскую общину, в которой спасались его духовные дочери, при­ехавшие с ним из Петербурга. Преставился многострадальный старец 19 февраля 1791 года.

Расцвет аскетического подвижничества в русских монас­тырях в конце ХVIII века связан с возрождением старчества. В этом благодатном делании особенно потрудился возобновитель традиций древнего иночества великий старец схиархимандрит Паисий (в миру Петр Величковский ). Родился он в семье полтав­ского протоиерея в 1732 году. Его отец скончался в молодые годы, оставив детей сиротами. В тринадцатилетнем возрасте мальчика отдали в Киевскую Братскую школу. Мать хотела, чтобы сын стал при­ходским священником, но у мальчика рано пробудилось стремле­ние к иноческому житию. Чтение аскетических книг укрепило его в намерении принять постриг. Однажды ночью Петр тайком убежал из Киева и остановился в Любечском монастыре, куда ему советовал поступить его духовник Печерский иеросхимонах Пахомий. Несколько месяцев провел он послушником в Любече, а потом перешел за границу России и поселился в молдавском монастыре святителя Николая на реке Тясмине, где в 19 лет был пострижен в рясофор с именем Платон.

Но и из этой обители ему пришлось уйти, когда начались гонения со стороны униатов. Монастырские церкви были закрыты, а монахи изгнаны. Инок Платон вернулся в Киев и поступил в Лавру под руководство своего прежнего духовника иеросхимонаха Пахомия. Он нес послушание в лаврской типографии, занимал­ся гравированием икон на меди. Но его не оставляла давняя мечта о пустынножительстве.

И вот однажды вместе с двумя другими монахами инок Пла­тон отправился на юг, в надежде дойти до Святой Горы. Путь на Афон лежал через Молдавию, где отшельники задержались в скиту святителя Николая вблизи Трейслина, и только через три года Платон, по благословению настоятеля, отправился дальше ¾ на Святую Гору. На Афоне он получил уединенную келию вблизи Лавры преподобного Афанасия. В ней он совершал подвиг безмолвия и непрестанного творения Иисусовой молитвы.

Когда из Молдавии на Афон прибыл его бывший старец ие­ромонах Василий, он по настоятельной просьбе своего ученика постриг его в мантию с именем Паисий и дал ему совет ¾ пе­реселиться в общежительный монастырь, ибо пустынножитель­ство хорошо для опытных монахов, искушенных в духовной брани.

В 1758 году отец Паисий был рукоположен в сан иеромонаха. Вокруг него стали собираться ученики ¾ в основном это были молодые иноки из Молдавии, Валахии и славянских стран. От протоса Святой Горы отец Паисий получил для собравшейся вок­руг него братии полуразрушенный Ильинский скит вблизи монас­тыря Пантократор. Но из-за зависти монахов-греков и притесне­ния турецких властей старец вместе со своими учениками вынуж­ден был уйти с Афона.

Он поселился в приютившей его Молдавии, в Драгомирнском монастыре; в Драгомирне он ввел Афонский устав. Но совершенно новым в жизни монахов было чтение в трапезной святоотеческих аскетических творений. В своей обители иеромонах Паисий ввел за правило откровение иноками своих помыслов настоятелю. Так в Драгомирнском монастыре умножился старческий дар подвижника.

В 1774 году, когда часть Молдавии с Драгомирной отошли к Австрии, старец Паисий решил вместе с братией перебраться в Секульский монастырь, а через 4 года, по воле государя, его ученикам был отведен также и Нямецкий монастырь близ Секуля. Ученики старца разделились на две монастырские общины, но обе оставались под его духовным руководством. Слава о мудрости настоятеля разнеслась по всей Молдавии и достигла России. К опытному старцу отовсюду стекались монахи, искавшие подвиж­нического жития под старческим руководством. Перед кончиной старца в Секульском монастыре подвизалось более ста монахов, а в Нямецком ¾ около 400.

Кроме управления монастырями старец Паисий в течение пос­ледних 20 лет своей жизни деятельно занимался литературными трудами, которые обессмертили его имя. В долгие осенние и зимние ночи он, обложившись книгами, переводил с греческого языка на славянский творения святых отцов. Старец перевел творения святых преподобных отцов Исаака Сирина, Максима Исповедника, Феодора Студита, аввы Варсанофия и, наконец, составил аскетический сборник «Добротолюбие», основой для которого послужила греческая «Филокалия» святого Никодима Святогорца . «Добротолюбие» старца Паисия было напечатано в 1793 году благодаря содействию митрополита Гавриила (Петро­ва). До появления русского текста «Добротолюбия» в переводе епископа Феофана Затворника в течение целого века славянское «Добротолюбие» Паисия (Величковского) было самой читаемой книгой у православных монахов, искавших духовного совершен­ства. В 1790 году русские войска вошли в Молдавию и взяли Яссы. Тогда архиепископ Екатеринославский Амвросий возвел старца Паисия в сан архимандрита. Скончался великий старец через 4 года после этого, в 1794 году, в возрасте 72 лет.

После него остались ученики, которые, возвращаясь в Россию, разносили весть о «благочестивом и чудном отце Паисие» и по его заветам взращивали в русских монастырях стар­чество. К числу особенно усердно потрудившихся на поприще старческого руководства учеников великого молдавского под­вижника принадлежат архимандритФеодосий (Маслов) (1720-1802), насадивший старчество в Молчанской Софрониевой пустыни, старецКлеопаВалаамский (1817), архимандритФеофанНовоезерский, иеромонахАфанасий Захаров(1823).

К сонму избранников Божиих, стяжавших благодатные дары иноческими подвигами, принадлежали и некоторые из монахов, удостоившихся архиерейского сана. Великим иноком-аскетом был святительТихон Задонский (в миру Тимофей Соколов ). Родился он в 1724 году в Новгородской епархии в семье бедного сельско­го дьячка. Его отец умер рано, и на долю мальчика выпало сиротство. Ради куска черного хлеба он нанимался в поден­щики к богатым крестьянам-огородникам. Однажды мать едва не отдала его на воспитание соседу-ямщику, и только старший брат-причетник отговорил ее от этого шага. Когда Тимофею исполнилось 13 лет, он определил его на свои последние гроши в Новгородское Духовное училище. В училище и затем в семина­рии Тимофей был одним из самых нищих студентов. Ему и там приходилось наниматься к огородникам копать грядки и часто лишать себя полпорции казенного хлеба, чтобы, продав её, ку­пить на вырученные копейки свечку для занятий. Бурсаки сме­ялись над его истоптанными лаптями, словно прообразуя свои­ми шутками будущее прославление смиренного однокашника, они, бывало, размахивали этими лаптями перед его лицом и, потеша­ясь над ним, припевали: «Величаем тя!»

По окончании семинарии в 1754 году, Тимофей Соколов был оставлен преподавателем, а через 4 года принял постриг с име­нем Тихон и в том же году был назначен префектом семинарии. Потом его возвели в сан архимандрита и назначили ректором Тверской Семинарии. Архимандрит Тихон никогда не забывал своей нищей молодости и оставался человеком простым, доступ­ным, сострадательным к бедным простолюдинам, благотворителем нищих, голодных, бездомных.

В 1761 году святой Тихон был хиротонисан в епископа Кексгольмского, викария Новгородской епархии. Его избрание со­вершенно было чрез видимое проявление Промысла Божия. В Пе­тербурге его имя только для формы внесено было в список кан­дидатов в Новгородские викарии. Но при избрании, совершен­ном на Пасху по жребию, трижды вынималось имя святителя Ти­хона. И в тот же день Тверской архиерей Афанасий, словно по ошибке, помянул имя Тихона на Херувимской песни как епископа.

После двух лет служения в Новгороде святитель был пере­веден на Воронежскую кафедру. В Воронеже его первой заботой было заведение училищ для детей из бедных духовных семей. Местную славяно-латинскую школу он преобразовал в семинарию и сам подготовил для нее учебные программы. Много потрудился святитель над тем, чтобы поднять духовно-нравственный и об­разовательный уровень подчиненного ему духовенства. Он тре­бовал от клириков ежедневно читать Новый Завет. Святитель Тихон был совершенно чужд вельможного духа, которого изрядно набрались многие из архиереев в его время. Со всеми он был прост и любовен. При нем в епархии совершенно прекратились прежние суровые и унизительные наказания над провинившимися духовными лицами.

Духовному окормлению святителя достался обширный край с буйным казацким населением. Епископу приходилось защищать духовенство от произвола самоуправных казачьих старшин, от притеснения своевольных и невежественных чиновников. В народе сохранились языческие обряды, ежегодно устраивались праздники в честь Ярилы, но святитель Тихон своими проповедями, взы­вавшими к христианской совести полуверной паствы, сумел иско­ренить и эти суеверия.

Неутомимые труды по управлению епархией расстроили здо­ровье святителя и в 1767 году он вынужден был уйти на покой ¾ сначала в Толшевский монастырь, а через два года перешел в Задонский Богородицкий монастырь. В обители святой Тихон уе­динился для сугубых монашеских подвигов. Спал он на соломе, покрытой овчинным тулупом, всю свою архиерейскую пенсию раз­давал нищим. Несмотря на слабость и болезни, он помногу за­нимался тяжелыми черными работами. Вкушая самую скудную пищу, святой с сокрушением попрекал себя леностью, тем, что даром ест хлеб. Почти ежедневно он молился в храме, сам пел и читал на клиросе, но со временем, по смирению, совсем оставил учас­тие в совершении служб, и только молился в алтаре.

Многие из монахов, в изумлении от простоты его жизни, насмехались над ним. Об этих насмешках святой говорил со сми­рением; «Я достоин того за грехи мои». Однажды юродивый барин Каменев ударил святителя по щеке, сказав ему с укором: «Не высокоумь», ¾ и святитель, упав в ноги обидчику, просил у него прощения. В келии инок-святитель непрестанно предавал­ся молитве и чтению Священного Писания, творений святых от­цов и житийных книг. Псалтирь он знал наизусть.

Много времени он отводил литературным трудам и благодаря им стал великим учителем христианской жизни. Самые замеча­тельные его творения ¾ «Сокровище духовное, от мира собира­емое» и «Об истинном христианстве». В этих книгах святитель, в отличие от многих современных ему духовных писателей, чуж­дается диалектической игры богословскими понятиями. Для него самое важное ¾ выяснить ту или иную богословскую мысль по рассуждению Православной Церкви, опираясь на духовный опыт святых, изложить эту мысль так просто и ясно, чтобы она стала руководством для христианской жизни. Заботясь о религиозном образовании народа, святитель едва ли не первым в ХVIII веке пришел к мысли о переводе Библии на общепонятный русский язык. В последние годы своего земного жития святитель Тихон усилил аскетические и молитвенные подвиги. Не раз его видели в духовном восхищении, с просветленным лицом. За три года до кончины он каждый день в молитве просил Господа «Скажи мне кончину мою». И однажды на заре он услышал: «В день недель­ный». Вскоре после этого ему было сонное видение. Он видел чудный луч, и на луче сияющие палаты. Он хотел войти в эти палаты, но ему сказали: «Чрез три года можешь войти, но те­перь потрудись». После видения святой заперся в келии и при­нимал только самых близких ему. К своей смерти он приготовил гроб и часто приходил ко гробу сокрушенно плакать о грехах. Незадолго до преставления святитель в тонком сне увидел, как священник выносит из алтаря в царские врата Младенца под по­крывалом. Он поцеловал Младенца в правую щеку, а Тот ударил, его в левую. Наутро святой почувствовал онемение левой ноги и трясение левой руки. Скончался святитель Тихон в день недельный, в воскресенье, 13 августа 1783 года.

В тяжелый для верующих России XX век посещение церкви, крест на груди и отказ от вступления в партию были настоящим подвигом. Сохранять нравственность, благочестие, доброту и милосердие к ближнему в годину испытаний – не самая легкая задача для человека, это настоящее подвижничество. О современном подвижнике, православном воине, таком же жителе Казани, как и мы с вами, прихожанине церкви Ярославских чудотворцев пойдет речь в нашей рубрике «Личные истории».

11 февраля 2018 года состоялось отпевание Сергея Григорьевича Ильина, отошедшего ко Господу за полгода до своего 100-летия. Каждому прихожанину храма Ярославских чудотворцев на Арском кладбище он был знаком – культурный, доброжелательный, деятельный. Он был лучом христианского света, с самого детства и на протяжении всей своей жизни сеял зернышки веры в сердца многочисленных своих потомков и окружающих его людей.

Мы представляем воспоминания членов семьи Сергея Григорьевича и близко знавших его знакомых, священников. Надеемся, что эта серия публикаций станет для вас примером жизни в собственных семьях и подспорьем в трудных ситуациях. История Сергея Григорьевича достойна книги.

Часть 1. Начало

Сергей Григорьевич появился на свет 7 октября 1918 года в Тетюшском районе в селе Барское Нечасово (сейчас Красное Нечасово – прим.) и прожил там с матерью и братом Виктором до 1936 года. Отец погиб в 1921 году. Рядом было село Чудовка, в котором располагался храм в честь Казанской иконы Божией Матери, куда и ходил наш герой с мамой и где даже ипподиаконствовал, алтарничал, пономарил.

В 1936 году началось раскулачивание. Однажды в полночь в дом Ильиных пришел председатель сельского совета Чичеров и посоветовал покинуть деревню. Стоит отметить, что Чичеров был добрым человеком и снисходительным, ведь в те времена семью могли просто сослать в Сибирь! Они договорились с извозчиком, в три часа ночи погрузили все вещи: иконы и немного одежды, утвари, – сели на лошадь, перекрестились и поехали в районный центр Тетюши, где устроились на квартире у знакомых. Там Сергей Григорьевич после 4-х классов сельской школы поступил в школу стахановцев, где готовили мастеров по обработке дерева, металла. После двух лет обучения юноша получил рабочее удостоверение.

Взрослая жизнь

В 1938 году Сергей и матушка переезжают к старшему брату в Казань, селятся у знакомых в Ново-татарской слободе, где им нашлось место только под лестницей. Наш герой пошел работать на меховую фабрику рядом с домом. На фабрике его прикрепили учеником к немцу по фамилии Кипель, этот мастер и должен был обучить своего подопечного азам профессии. Тем временем семье удалось купить комнату. Потом Ильин перешел работать на завод СК, а в 1939 году его призвали в армию, отправив в Монголию охранять границу во время конфликта с Японией.

Жили призывники в тяжелых условиях в землянках, не было ни казарм, ни удобств. До войны солдат кормили по первой норме, в 1941 году перевели на вторую норму, а потом и на третью… Мальчишки тощали, даже начинали умирать, просились на фронт. В этих местах Сергей Ильин пробыл до 1943 года, когда наконец-то пришел приказ снять войска с границ и отправить на фронт. Часть перевели в Харьков, переодели, помыли, начали кормить по первой норме, солдаты ожили и начали служить в зенитной артиллерии. Главной задачей молодых артиллеристов было не допустить противника к мостам и важным объектам. В действующей армии Сергей Григорьевич прослужил до 1946 года, а затем вернулся в Казань.

Мирная жизнь в Казани

После армии, как вспоминает семья Ильиных, только начав работать, Сергей Григорьевич купил пиджак, шляпу, гитару и отправился свататься. Супруга Анна Ивановна 1924 года рождения также вернулась с фронта, прошла войну и о ее подвиге нельзя не вспомнить в нашем рассказе.

Будучи молоденькой девушкой, она окончила медицинское училище, и в 1944 году ее отправили в город Сумы для обучения польскому языку. Она стала служить в первой польской армии под командованием маршала Рокоссовского. Служила Анна операционной медсестрой, все время находилась на передовой, спасала раненых под бомбежками. Ее часть переправлялась через реки Одр, Вислу. По ее воспоминаниям, вода в этих реках была красной от человеческой крови. Во время одной из переправ медсестра сидела сзади, а врач впереди на небольшом плоту. Плот наткнулся на мину – девушку отбросило взрывной волной в сторону, а вот доктора разорвало в клочья…

Были в судьбе супруги Сергея Григорьевича и горящие брянские леса. Она часто вспоминала, как там, в горящих лесах, испортила дымом зрение. Была и бомбежка Кракова, во время которой медсестра просто прижималась к мостовой, видела пролетающие осколки, закрывала глаза и думала, что уже пришел конец.

По-русски говорить в ее части запрещалось, зато настоятельно рекомендовалось ходить в католический храм.

После Победы Анна Ивановна вернулась в польском обмундировании с чемоданом красивых платьев, капроновых колготок, лаковых туфель, буклей. Ее сестра дружила с двоюродной сестрой Сергея Григорьевича. Вот они-то и познакомили молодых людей. Эффектная Анна сразу произвела впечатление на Сергея Григорьевича, а серьезный молодой человек с гитарой – на нее.

Венчались Сергей и Анна после рождественского поста в 1947 году в кладбищенском храме в честь Ярославских чудотворцев. Венчались в тот зимний день 22 пары!

Затем семья начала жить в доме по ул. Лесгафта прямо напротив архиерейского дома. В 47-ом появилась на свет дочь Тамара, в 50-ом – дочь София, а в 54-ом – сын Николай.

Работа

Сначала Ильин пошел работать начальником механического цеха на завод «Красный восток», а потом, заметив способности молодого человека, его быстро повысили до главного механика. Так как Сергей был верующим и носил на себе крест, появились недоброжелатели, которые часто нехорошо шутили над ним… Сергей Григорьевич терпел 15 лет, а затем решил уйти.

Перешел он на завод азербайджанских вин, начал работать, но и там стали возникать вопросы о его вероисповедании, так как Сергей Григорьевич отказывался вступать в партию. Однажды в газете «Чаян» на нашего героя даже нарисовали карикатуру.

Следующим местом работы стал Казанский винный завод, директором которого был поляк. К религии он относился благосклонно, Сергея Ильина не трогал, а на партсобраниях всех осаживал: «Сергей Григорьевич отличный специалист, мне нравится, хорошо работает». Отметим, что работа на таком предприятии была большим соблазном, но пристрастия у нашего героя не было – алкоголь употреблял редко и только в особых случаях.

В 1971 году секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев умер, к власти пришел Леонид Брежнев, гонения на церковь ослабли, но притеснения на работе все же оставались. Однажды Сергея Ильина вызвали в обком партии, там было много коммунистов, которые пытались выяснить, «как это главный механик завода не является партийным?» На собрании присутствовал старообрядец по фамилии Тазов – высокой должности в миру, партийный. И именно он обратился ко всем обвиняющим Сергея Григорьевича со словами о том, что Ильин не сделал ничего плохо, трудится, детей воспитывает, и тем самым защитил его.

В 1978 году наш герой ушел на пенсию и пошел работать помощником старосты в кладбищенскую церковь, затем, обладая хорошим голосом, перешел в певчие. И все больше времени Сергей Григорьевич стал посвящать любимому храму, помогая ему голосом, молитвой и своими руками.

Назидания и воспоминания

Дети – хранители Веры

И Сергей Григорьевич, и его мама всегда воспитывали детей строго, наказывая: «От Веры ни на шаг не отступайте, какие бы ни были испытания». Отец регулярно оставлял детям от руки написанные духовные назидания. Семья все время постилась, молилась, регулярно в ней читали Евангелие. Главным для каждого в жизни было почитание Бога, затем – родителей, бабушек, дедушек. И помощь Божия по молитвам и за Веру всегда была в жизни семейства – порой, совсем невероятная. С их позволения мы поделимся с вами этими живыми историями.

Детям Сергея Григорьевича пришлось окончить школу рано, до вступления в комсомол. Поэтому дочки и сын работали уже с 15 лет. Отметим, что сын, Николай Сергеевич, с 1960 по 1968 годы был одним из двух (!) мальчиков, которые вообще ходили в церковь в Казани. Вторым был отец Иулиан (ред. игумен Иулиан (Епифанов)).

Николай Сергеевич некоторое время работал с отцом на винном заводе, а затем в 1978 году перешел в Суворовское училище на должность водителя. Через какое-то время женился, а потом в политотдел училища поступил звонок: «Ваш сотрудник женился и венчался в церкви». Николая Ильина вызвали к начальству, упрекнули в том, что он человек верующий, и намекнули на то, что нужно уволиться. Николай Сергеевич был готов написать заявление, но тем временем о происходящем узнал его непосредственный начальник, который и заступился за него в политотделе: «Такого рабочего больше нигде не найдешь!» А через два месяца подполковник из политотдела заболел… Пришел на его место другой, а Николай Ильин в это время успел окрестить ребенка. Разумеется, вновь вызвали, уже по-хорошему стали уговаривать вступить в партию… В итоге дело «замяли», а Николай Сергеевич проработал в училище 33 года, получил медаль за доблестный труд и множество наград и благодарностей.

В армии Николаю Ильину также пришлось претерпеть за Веру. Служил он исправно, старательно выполнял приказы, и ему стали настоятельно рекомендовать вступить в партию. За это обещали даже звание лейтенанта, увещевали другими благами и наградами. Николай Сергеевич и ответил, что клятву свою никогда не нарушит.

Но все же способ «проучить» несговорчивого солдата командир нашел.

В 1972 году Ильина-младшего, который уже отслужил один год из двух, решили направить в Арабию (речь идет об арабо-израильском конфликте – прим.). Предполагалось, что солдат привезут в Ростов, а оттуда на самолете до места назначения. Уже в Ростове-на-Дону всех переодели в гражданскую форму, сделали фотографию для подтверждения, что отправляется невоенный самолет, привезли ночью в аэропорт, уложили в казармах спать… Через какое-то время всех построили и командир обратился к солдатам со словами о том, что они едут выполнять интернациональный долг. И в это самое время уже к самолету подъезжает автомобиль УАЗ, откуда выходит капитан, передает бумагу, в которой, как оказалось, содержался приказ об отмене отправки в Арабию. Так Ильин вернулся в свой родной дивизион.

С детства отстаивать Веру пришлось и дочери Ильина – Тамаре. Она училась в 86-й школе по улице Ульянова. В пятом классе ее ждало личное испытание. Двенадцатилетнюю девочку вызвали в учительскую, где сидел редактор газеты «Комсомолец Татарии», и начали ругать за то, что она ходит в церковь, носит крест … Тамара подтвердила, что верует в Бога. В газете напечатали статью «Девочка с голубыми глазами», в которой обличали семью, обвиняя родителей в неправильном воспитании детей и предрекая самому ребенку плохое будущее.

Одноклассники Тамары начали смеяться над ней, а один мальчик по имени Петя встал и сказал: «Прекратите и больше никогда ей ничего не говорите! Каждый человек волен в своем выборе!» После такого заступничества наступила тишина.

Храм Ярославских чудотворцев

До перестройки Ильин пел на клиросе церкви Ярославских чудотворцев, после стал просто прихожанином, который каждую свободную минуту посвящал благоукрашению храма. В кладбищенскую церковь Сергей Григорьевич в общей сложности проходил 68 лет, водил детей, потом внуков. До 97 лет ездил на службы на автобусе самостоятельно. Лишь уже в 98 и 99 стал приезжать на такси, но службы не пропускал.

Одним из свидетелей подвижничества Сергея Григорьевича, его жизненного устроения является игумен Кизического монастыря Казани Пимен (Ивентьев), долгие годы до пострига служивший в храме Ярославских чудотворцев. Игумен Пимен поделился своими теплыми и внимательными подробностями знакомства с Сергеем Григорьевичем.

«Если задуматься, то знакомство мое с ним произошло очень давно - 27 лет назад. Я тогда был школьником и делал первые шаги в церковной жизни. Сергей Григорьевич сразу запомнился мне своей благообразной внешностью, вежливыми манерами и одновременно большой простотой и доброжелательностью. Ко мне,13-летнему мальчику, он обратился на «Вы» и в ответ на поздравление с праздником ответил необычно для моего слуха: «И Вас равным образом!» С тех пор, где бы мне ни приходилось встретить Сергея Григорьевича – в храме, в трамвае или на острове Свияжск (где он временами любил посидеть с удочкой) – он всегда с радостью приветствовал в ответ либо вставая, либо снимая шляпу. Это производило сильное впечатление: казалось, живой представитель чего-то ушедшего стоит перед тобой. Пришлось несколько раз вместе возвращаться из Свияжска на теплоходе. Вспоминаю его рассказы о детстве, юности, о войне. Меня всегда поражало, с каким благоговением он говорил о своих родителях, чтил их память.

Удивлял его юношеский, живой разум. Он мог, например, рассказать о прочитанной им интересной статье и пообещать, что в следующий раз непременно принесет почитать - и никогда не забывал!

Особенно трогательно было смотреть, как Сергей Григорьевич почти до последнего спешил в храм, преодолевая пешком довольно приличное расстояние. И при этом всегда отказывался от помощи и предложений подвезти.

Сергей Григорьевич всегда находил возможность оказать помощь ставшему родным Дому Божию. А это тоже было непросто. В храме Ярославских чудотворцев в то время было довольно много старинной утвари - подсвечников, лампад, окладов на иконы, алтарных сосудов. Все это периодически требовало ремонта, и Сергей Григорьевич, обладая поистине «золотыми руками», приводил утварь в порядок. Тем более что приобрести новую утварь было практически невозможно: полукустарные мастерские Московской Патриархии в те годы едва могли обеспечить своей продукцией храмы Москвы. Когда по епархии во множестве стали открываться храмы и монастыри, отцы - настоятели и сам Владыка, тогда митрополит Анастасий, нередко обращались к Сергею Григорьевичу с просьбой помочь в установке или даже изготовлении какого-то предмета для храма. Так, его трудами была изготовлена рака для новообретенных мощей прп. Ионы и Нектария Казанских, свт. Ефрема - для Петропавловского собора, для Иоанновского монастыря - рака-киот для частицы мощей свт. Германа. Позже Сергей Григорьевич соорудил первую раку для Успенского монастыря в Свияжске. Помню, после перенесения мощей свт. Германа в 2000 году, мы возвращались в Казань и он, явно переживая и чувствуя ответственность события, говорил: «Наверное, уж не обидится на меня Святитель Герман... Сделал как смог... Года уж не те...». После каждой генеральной уборки в храме – к Рождеству и Пасхе – «последний штрих» всегда добавлял Сергей Григорьевич: приходил с инструментом и подтягивал расшатавшиеся подсвечники, смотрел, правильно ли висят лампады... Имея благословение входить в алтарь, он из благоговения делал это крайне редко, только когда была насущная необходимость. Все мы помним записочки, написанные его рукой и знакомые имена... Особенно много было в его поминании усопших.

Приходилось мне бывать и у него дома. Жилище самое скромное! Не раз ему, как ветерану, предлагали улучшить жилищные условия, но он по смирению своему отказывался. И даже ремонт в своей комнатке делать не разрешал - говорил, что на его век и этого хватит. Господь дал ему долгую жизнь. Это было явным вознаграждением за его благочестие. Каждая встреча с ним дарила мир и радость».

«А я помню Сергея Григорьевича как настоящего ценителя техники и механики. Однажды в сильный мороз я предложил подвезти его и кое-как уговорил сесть в машину. И вот тогда он мне сказал, что всю жизнь водил, всегда был за рулем…И при этом ни разу не нарушил правила!» - поделился клирик храма Ярославских чудотворцев иерей Роман Мулеков.

Как вспоминают дети Сергея Григорьевича, он всегда покупал новинки автомобилей тех времен – и «Победа» была, и «Москвич», и «Волга», причем в поселке Аметьево, куда переехала семья, до 1976 года только Ильины перемещались на машине.

«Все знали его как глубоко интеллигентного человека, очень много сделавшего для храма Ярославских чудотворцев. Глядя на подсвечники, церковную ограду и многие другие вещи, мы будем вспоминать этого дорогого нам человека. Пусть Господь упокоит его со святыми. Когда мы отпевали его, но на сердце было радостно, так как кончина этого человека была блаженной. Сергей Григорьевич прошел три войны без ранений - он говорил, что остался цел и невредим, потому что матушка благословила его идти на фронт. Будучи сотрудником одного из оборонных предприятий, он, несмотря на запреты Советской власти и своего руководства, благоукрашал родную для него церковь на Арском кладбище. Когда он читал на клиросе, прихожане узнавали его по голосу и радовались, что Сергей Григорьевич снова в храме. Почти до последних дней он молился вместе с нами. Думаю, что самой большой благодарностью за его труды будут наши молитвы. Всех вас прошу записать Сергея Григорьевича в синодик и поминать, ибо так мы приобретем молитвенника и ходатая за нас на том свете. Блаженны и жизнь, и кончина праведника. Царство Небесное тебе, дорогой Сергей Григорьевич!», - настоятель храма Ярославских чудотворцев протоиерей Алексей Чубаков.

Отошел ко Господу Сергей Ильин в возрасте 99 лет и 4 месяцев. Это была блаженная кончина. Современный подвижник благочестия…Сергей Григорьевич всегда учил, что надо быть порядочным, трудолюбивым, не обижать никого, людям по возможности помогать и верить в Бога до конца. Этими принципами жил он, его семья и ими же на протяжении своей благочестивой жизни наставлял каждого приходящего к нему. Вечная память!

З декабря 2014 года исполнится ровно год со дня кончины Высокопреосвященнейшего Архиепископа Костромского и Галичского Алексия (Фролова) . На Костромской кафедре владыка Алексий был не долго. Его очень хорошо знали в Москве. Ровно 20 лет он был наместником Новоспасского ставропигиального мужского монастыря. С его именем связано возрождение этой древней обители Первопрестольного града.

«Он старался делать все, чтобы те, кого Господь привел в святую обитель, будь то послушник, сотрудник или прихожанин, встали на путь духовной жизни, встретились в своем сердце с личным Богом – Отцом каждого из нас»

О владыке Алексии рассказывает иеромонах Иаков (Тупиков), благочинный Новоспасского монастыря

3 декабря после продолжительной болезни на шестьдесят седьмом году жизни скончался Высокопреосвященный Алексий , архиепископ Костромской и Галичский. После всенощного бдения на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы мирно почил во Бозе видный иерарх Русской Православной Церкви, истинный монах, молитвенник, подвижник – человек, посвятивший всю свою жизнь без остатка служению Господу, людям, Церкви Христовой и своему Отечеству.
Владыка Алексий (в миру Фролов Анатолий Степанович) родился в Москве, в семье служащих, 27 марта 1947 года. С ранней юности обрел он путь служения Церкви и посвятил себя на этом поприще учебе, преподаванию, духовной жизни, монашеским подвигам, выше всего из которых ставил всегда послушание и решимость исполнять волю Божию, как бы трудно это ни было. В этом он неизменно следовал словам отца Иоанна (Крестьянкина), который как-то после богослужения сказал тогда еще молодому иеродиакону Алексию: «Воля Божия – это не всегда легко... Необходимо преодолевать себя, чтобы ей следовать». И Владыка Алексий с юности полагал в основание своей жизни это правило, не допуская для себя компромиссов относительно того, что касалось исполнения определений Божиих о нем, открываемых ему через духовных наставников. Он непрестанно благодарил Творца за тех старцев и духовников, которых Бог посылал ему в юности и в уже зрелом возрасте как учителей и руководителей. Окунувшись в духовную атмосферу святости, став истинным послушником, будущий пастырь, а тогда еще совсем молодой мирянин, учился науке из наук – монашеской жизни, когда человек, посвящая всего себя Богу, полностью доверяет свою волю духовному наставнику. По сути, уже в те годы это был его выбор – стать монахом, следовать святым отцам, стремиться к идеалу Евангельского призвания Христа: «Будьте совершенны, как и Отец ваш совершен».
Первым учителем и духовным отцом для юного Анатолия стал белгородский старец – схиархимандрит Григорий (Давыдов), служивший в селе Покровка, недалеко от Белгорода. Пройдя лагеря и ссылки, отец Геннадий (имя его в мантийном постриге) был наделен многими дарами Святого Духа. Он имел необыкновенную любовь к людям, но в то же время был строг и требовал от своих духовных чад неукоснительно следовать уставам Церкви, не искать легких и комфортных путей. Именно отец Геннадий и заложил тот фундамент духовных навыков в жизни будущего Владыки Алексия, которые стали стержнем и основой устроения его как монаха, священника, архипастыря. Он постепенно вводил своего молодого послушника в особый мир святых людей того времени. Благодаря первому своему учителю Владыка Алексий узнал кроткого и великого в своей любви отца Серафима (Тяпочкина), московских стариц – монахинь Варсонофию и Аркадию, которые были духовными чадами старца, его ближайшего помощника – отца Феодора, иерея, который впоследствии удостоился праведной кончины за чтением акафиста Божией Матери. Впоследствии Владыка общался и со многими другими подвижниками веры, но именно эти люди стали для него первой духовной семьей, принявшей его с большой любовью. Отец Геннадий, проявляя искреннюю заботу о будущем служителе Престола Божия, очень строго воспитывал своего послушника. Бывало, приехав на несколько дней к старцу, Анатолий, а впоследствии – отец Алексий, не имел возможности переговорить со своим наставником, получая от него лишь строгие замечания и взыскания. Однажды, так и не сумев получить утешение и наставление духовника, уже у калитки, уезжая с тяжелым сердцем и скорбью, Анатолий оглянулся и увидел, что старец стоит и плачет, провожая его своей молитвой и невидимым благословением. Как-то отец Геннадий спросил своего ученика, какие книги тот читает. Отец Анатолий (тогда уже диакон-целибат) с радостью стал перечислять все собранные им к тому времени дореволюционные издания святых отцов, книги по истории Церкви и богословию. В общей сложности получился достаточно большой список, а по объему это был целый чемодан ценных книг, достать которые тогда было большой сложностью. Отец Геннадий, выслушав, сказал просто и коротко: «Приедешь домой, все раздай!» Такое неожиданное благословение показалось отцу Анатолию поначалу непонятным и тяжелым, но как радовалось сердце, когда, исполнив его, он почувствовал всю пользу от свободы иметь что-то с пристрастием.
В 1972 году Анатолий по благословению своего наставника поступил в Московскую духовную семинарию. До этого он прислуживал алтарником в храме святых апостолов Петра и Павла на Яузе и уже тогда полюбил богослужение, приходил в храм раньше всех, оставался в алтаре допоздна, чтобы почитать Псалтирь – книгу, которая стала для него на всю жизнь любимым источником вдохновения, духовных размышлений и молитв. В то время поступить в семинарию было крайне сложно, власти ограничивали количество абитуриентов, всячески препятствовали поступлению, запугивали молодых людей. Но по молитвам отца Геннадия все устроилось наилучшим образом. В тот год инспектор семинарии – архимандрит Симон (Новиков) – добился увеличения вакансий для поступающих вдвое. Когда власти опомнились, отменять решение было уже поздно, но отца Симона пришлось переводить из Московской духовной академии – его хиротонисали в архиерея и назначили управлять Рязанской кафедрой.

Годы обучения, а затем и преподавания в семинарии и академии стали для Владыки Алексия новой школой духовного возрастания – от послушника, студента к мудрому духовнику, пастырю и учителю. В те времена, по словам самого Владыки, Московская семинария не только обеспечивала высокий уровень церковного образования, но и являла собой высшую школу благочестия и духовной жизни. Лучшие преподаватели и старцы Свято-Троицкой Сергиевой Лавры совместными усилиями готовили из семинаристов прежде всего настоящих христиан – церковных людей, чье сознание и жизнь определяла жизнь Церкви, а не жизнь мира с его секулярными ценностями. Симфония управления Сергиевой Лаврой и Московскими духовными академией и семинарией в эти годы (1972–1982) была уникальным примером единства духа и сотрудничества наместника святой обители и ректора академии. Владыка Владимир (Сабодан) и отец архимандрит Иероним (Зиновьев) делали все, чтобы из стен Московских духовных школ выходили настоящие пастыри, верные служители Церкви. Одним из них и стал будущий архипастырь – Владыка Алексий. Но, закончив духовную семинарию и академию, он не покинул стен Лавры. Приняв диаконский сан и послушание преподавателя, отец Алексий четырнадцать лет служил у святых Престолов академических храмов и обучал студентов, пел в семинарских хорах, заведовал Церковно-археологическим кабинетом. Вся эта деятельность, по воспоминаниям Владыки, созидала его духовно, ко всему он относился с любовью – как к святому послушанию. Утро отца Алексия начиналось с братского молебна у раки с мощами преподобного Сергия. Во всех нуждах и делах он спешил молитвенно взять благословение у великого святого, не раз явно переживал его участие в своей жизни, помощь и заступление. Потом, если служил во время ранней Божественной Литургии, шел петь на клиросе во время Литургии поздней. Преподавал отец Алексий церковную историю и историю церковных искусств. Часто, читая студентам жития святых на занятиях, он вдохновлял их любить Церковь, говорил, что ее история – это история ее святых. Не все понимали молодого преподавателя, кому-то казалось, что наука есть наука, а жития святых – материал, совсем не относящийся к ней. Имея такие убеждения, некоторые преподаватели не одобряли на семинарских занятиях проповедь благочестия и необходимости духовного подвига для студентов. Но старцы Лавры, и прежде всего отец Кирилл (Павлов), у которого исповедовался и с которым постоянно советовался отец Алексий, поддерживали такое направление. Впоследствии Владыка Алексий часто говорил, что крайность наукообразия в духовном образовании холодит душу обучающихся, приводит ум к ложному мнению о себе и что потом в жизни и служении это очень сложно исправлять. Но в этом не было обскурантизма, обучение и образование Владыка любил и пояснял, что христианин – это тот, кто постоянно учится, получая образование, т.е. обретение в себе истинного образа Божия.

Имея навык послушания с юности, отец Анатолий всегда старался исполнять благословения духовников и начальников в точности. Превыше всего он ставил для себя эту добродетель, определяя ее как проявление любви к Богу – добродетели высшей. Но если совесть ему подсказывала, что от него ждут что-то противное воле Божией, тогда решимость оставаться в послушании Богу была непоколебимой. Случалось, что власти, оказывая давление на руководство академией, требовали исполнения своих указаний, которые шли в разрез с Евангельскими заповедями и канонами Церкви. Например, экуменические мероприятия были допустимы для отца Анатолия до тех пор, пока не навязывались совместные молитвы с инославными. Однажды начальство обязало его как диакона участвовать в такой службе. Отказ почти однозначно грозил увольнением из преподавательского состава и дальнейшими гонениями. Но отец Анатолий категорически отказался, полностью положившись на волю Божию. Такая решимость вызвала уважение у всех, и Господь избавил его от возможных последствий.
Восприемником в монашеском постриге, который совершился в стенах Московской духовной академии в 1979 году, стал для молодого диакона Алексия известный ученый и богослов архимандрит Иннокентий (Просвирнин). По молитвам отца Геннадия Господь передал новопостриженного новому наставнику, такому же строгому монаху, молитвеннику и ученику великих подвижников благочестия. Отец Иннокентий сформировался как личность под влиянием преподобного Севастиана Карагандинского, к которому он не раз ездил в Казахстан, святителя Зиновия (в схиме Серафима) Тетрицкаройского, схиархимандрита Виталия (Сидоренко), митрополита Питирима (Нечаева). Тесно общался новый наставник отца Алексия и со многими другими духовными архипастырями и пастырями, мирянами-подвижниками того времени, которых объединял Дух Святой, глубокая церковность, служение Церкви Христовой. Все они хорошо знали друг друга. В этот мир святых людей Господь и вводил отца Алексия, знакомя с ними, с их жизнью, с их служением. Иеродиакон Алексий регулярно ездил в Тбилиси к Владыке Зиновию и отцу Виталию. Опыт общения с ними стал для будущего архипастыря ценнейшим сокровищем, позволил ему соприкоснуться с подлинной святостью. Отец Виталий, будучи старцем архимандрита Иннокентия, сделался старцем и отца Алексия, который стремился при первой же возможности поехать к нему и постоянно был при нем в краткий период его пребывания в домике отца Иннокентия в Сергиевом Посаде (тогда Загорске). Отец Виталий был образцом святости и благочестия для всех, кто его окружал, и можно сказать, что его влияние на будущего Владыку было огромным. Он предсказал отцу Алексию многое в его жизни, в том числе и тяжелейшее испытание от Господа перед кончиной. Также готовили к последним предсмертным страданиям его и матушки Матрона и Агафия, старицы из Ялтуново (Шацкий район Рязанской области), которых он постоянно навещал.
Во пресвитера отец Алексий был рукоположен в 1989 году, и вскоре после этого он был возведен в сан архимандрита с назначением в 1991 году наместником Московского Новоспасского ставропигиального мужского монастыря. Эта обитель стала для Владыки родной на всю оставшуюся жизнь. В нее он вложил свое сердце, трудясь на протяжении двадцати лет над восстановлением монастыря, собирая монашеское братство, окормляя множество прихожан и приезжавших к нему людей со всех концов страны. Одновременно неся несколько церковных послушаний, отец Алексий не жалел сил, чтобы укрепить Церковь, привести в ее лоно потерявшихся за годы безбожия соотечественников. Для каждого приходящего у скромного пастыря, который никогда не приписывал себе заслуг, а все относил к силе и любви Божией, находилось время, мудрое и нередко прозорливое слово. Основным приоритетом своего служения в качестве наместника архимандрит Алексий считал помощь человеку, любому страждущему, кто в данный момент оказывался перед ним. Он старался делать все, чтобы те, кого Господь привел в святую обитель, будь то послушник, сотрудник или прихожанин, встали на путь духовной жизни, встретились в своем сердце с личным Богом – Отцом каждого из нас. В этой подлинной духовной любви к человеку не было душевности и сентиментальности, иногда Владыка Алексий был строг и непреклонен, но, можно сказать, что все остальное (восстановление построек монастыря, налаживание отношений с власть имущими и сильными мира сего для блага Церкви) он ставил на второй план. Многие и многие люди, встретившись на своем пути с этим замечательным пастырем, бережно хранят в сердце его слова, его благодатную помощь, его образ. Сейчас уже немало написано воспоминаний, эти люди с любовью делятся теми впечатлениями, которые им, по понятным причинам, так сложно передать словами, но, вчитываясь в их рассказы, друг друга, неизменно узнаешь Владыку Алексия – он и сейчас предстает перед нами как живой.
С возведением в 1995 году в епископский сан Владыка еще более усилил свои подвиги, смиренно утверждая, что он в первую очередь монах, а благодать архиерейства дана ему не для чести, а для сугубого служения народу Божию и Церкви. Одним из любимых послушаний стала для него работа над созданием богослужебных текстов, последований служб новопрославленным святым. Именно Владыка Алексий возглавил Синодальную Богослужебную комиссию, собрал замечательный коллектив церковных ученых, которых и поныне связывает не только профессионализм, но и глубокая церковность, любовь к богослужению, к святым, личная дружба.
Назначение на Костромскую кафедру архиепископ Алексий принял как особый промысл о себе, как волю Божию. День празднования Феодоровской иконы Божией Матери – одновременно и день рождения Владыки. Кострома всегда была тесно связана духовно с дорогим ему Новоспасским монастырем, где покоятся в родовой усыпальнице бояре Романовы. Владыка был рад послужить Костромской земле, стать, как он говорил, единым целым со всем истинно русским и святым, что несет в себе этот благодатный край, богатый своей героической историей и святыми. За короткий срок своего правления епархией добрый архипастырь многое успел сделать, но взгляд его постоянно устремлялся в будущее – он надеялся и верил, что Костроме еще предстоит сыграть славную роль в возрождении нашего Отечества. Давая место Богу во всяком деле и не форсируя по-человечески события, Владыка при этом старался не упустить ни одного дня, чтобы, складывая кирпичик к кирпичику добрых дел и начинаний, привлекать благодать Божию к людям, состояние души которых, по его глубокому убеждению, было несоизмеримо важнее всяких дел и всего мира в целом.

Вся жизнь архиепископа Алексия проходила под покровом Пресвятой Богородицы, Которую он сыновне любил и чтил, которой непрестанно молился и которой усердно служил. Матерь Божия не раз через те или иные события показывала ему Свое благоволение и участие. Своей заботой Она не оставляла его и в период тяжелейшей предсмертной болезни. Избранием Царицы Небесной определил Господь и день блаженной кончины Владыки, призвав его душу на праздник Введения во Храм Богородицы. Именно в этот день в 1990 году было принято решение о возвращении Русской Православной Церкви Московского Новоспасского монастыря. Промыслом Божиим Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил погребение почившего Владыки Алексия совершить в его родной Новоспасской обители.
Владыка был погребен у алтаря Преображенского собора, рядом со своим духовным наставником и другом архимандритом Иннокентием и схиархимандритом Гурием (Мищенко), своим собратом и сослужителем, учеником Глинских преподобных отцов. Господь да упокоит Высокопреосвященного Владыку Алексия со Своими Святыми и дарует нам, его молитвами, быть достойными хранителями его памяти.
Иеромонах Иаков (Тупиков)