Психоаналитическая трактовка переживаний. Психоаналитическая интерпретация человеческого существования
Согласно идеям Зигмунда Фрейда - основателя психоанализа (1856-1939), в структуре психики человека существуют три уровня: 1) бессознательная психика - «ОНО» или «ИД», данная человеку от рождения, где сосредоточены врожденные инстинкты, обеспечивающие биологическое выживание человека; 2) уровень сознания «Я», или «ЭГО», который формируется у ребенка только под влиянием взаимодействия с людьми в обществе и развивается в течение его жизни в обществе; 3) уровень «Сверх-Я», или «Супер-ЭГО» (уровень совести), который формируется у ребенка в процессе преодоления им Эдипова комплекса в раннем возрасте (четыре - шесть лет) и усвоения моральных, нравственных основ. Эдипов комплекс - противоречивое психологическое состояние ребенка в возрасте трех - пяти лет, заключающееся в повышенной привязанности, любви и сексуальном влечении ребенка к родителю противоположного пола и скрытой враждебности, ревности к родителю своего пола. То есть мальчик, например, испытывает влечение к матери, воспринимая отца как соперника, вызывающего одновременно и ненависть, и страх, и восхищение, мальчик хочет походить на отца, но и хочет смерти ему и потому испытывает чувство виновности, боится отца. Боясь наказания, ребенок преодолевает сексуальное влечение к матери, преодолевает Эдипов комплекс (к пяти-шести годам), и у него формируется уровень «Сверх-Я», совесть. В случае чрезмерной любви, опеки мальчика со стороны матери в случае неполной семьи либо в случае холодности, отчужденности матери мальчик испытывает затруднения в преодолении Эдипова комплекса, в результате чего в дальнейшей его взрослой жизни могут проявляться некоторые психологические трудности (синдром «маменькиного сынка», повышенная зависимость мальчика от матери, в результате чего мужчина может испытывать трудности в создании собственной семьи, построении отношений с женщинами) или даже отклонения (синдром «Дон-Жуана», склонность к гомосексуализму, склонность к инцесту).
Психоаналитическая концепция развития Фрейда отмечает, что всякий человек рождается с врожденными сексуальными инстинктами, это внутренняя психическая инстанция - «ОНО» является наследственным фактором развития, а влияние внешней среды, общества обусловливают возникновение сознания и «Сверх-Я». На «Я» давят «ОНО» и «Сверх-Я», давят наследственность и внешняя среда, причем средовые влияния вытесняют сексуальные влечения - они находятся с ними в антагонистических, противоречивых отношениях. А общество выступает как источник всевозможных травм.
«Сверх-Я», или «Супер-ЭГО» содержит систему ценностей и норм, совместимых с теми, которые приняты в окружении человека, позволяют ему различать, что хорошо и что плохо, что нравственно и безнравственно. Фрейд разделил «Супер-ЭГО» на две подсистемы: совесть и «ЭГО-идеал». Совесть включает в себя способность к критической самооценке, наличие моральных запретов и возникновение чувства вины у человека, когда он не сделал того, что должен был сделать. «ЭГО-идеал» формируется из того, что одобряют и высоко ценят родители и сам человек, он ведет человека к установлению для себя высоких стандартов. «Супер-ЭГО» считается полностью сформировавшимся, когда родительский контроль заменяется самоконтролем.
Фрейд рассматривал семью как исходную модель общества. В семье складываются межиндивидуальные отношения («ребенок - мать», «ребенок - отец», «ребенок - другой ребенок»), которые являются формообразующими для будущих социальных отношений. Формирование социальных отношений в обществе зависит, по Фрейду, от отношений ребенка с матерью и отцом. Отношения с матерью составляют модель того, как взрослый человек будет соотносить себя с обществом: мать для ребенка выступает, с одной стороны, как источник всех позитивных эмоций для него, как объект любви, а с другой стороны - мать ограничивает определенные желания ребенка и поэтому может вызывать и враждебные чувства к себе; аналогично и к обществу человек относится амбивалентно: и лояльно, и враждебно.
Отношения ребенка с отцом проецируются в дальнейшем на отношения с лидером, с властью. Люди в трудных ситуациях нуждаются в лидере, как в детстве нуждались в отце, который может и защитить, и руководить, указать, что делать, и наказать. Если в детстве у ребенка преобладали внешне открытые или внутренние конфликтные отношения с родителями, то и во взрослой жизни такой человек будет часто склонен к конфликтным взаимоотношениям с окружающими людьми.
Все проявления человеческой активности (действия, мысли, чувства, стремления) подчиняются мощным бессознательным инстинктивным силам, в особенности сексуальным и агрессивным инстинктам.
Сознание и совесть человека - результат воздействия на ребенка влияния семьи как базового элемента общества, но поведение человека больше подчинено не сознанию, а бессознательным мотивам и силам, сути которых человек никогда не может полностью узнать.
При благоприятных обстоятельствах развитие личности завершается наступлением «психологической зрелости», главными параметрами которой являются способность человека любить другого человека как такового, а не ради удовлетворения собственных сексуальных потребностей и стремление человека проявлять себя в продуктивном труде, в создании чего-то нового и полезного для людей.
Но стадии «психологической зрелости» достигает далеко не каждый человек, многие люди по различным причинам как бы «застревают», фиксируются на предыдущих стадиях. Фиксация представляет собой неспособность продвижения от одной психосексуальной стадии к другой. Она приводит к чрезмерному выражению потребностей, характерных для той стадии, на которой произошла фиксация, к специфическому формированию характера и типа личности, к специфическим проблемам взрослой жизни, т.е. переживания раннего детства играют критическую роль в формировании взрослой личности. Фиксация может происходить как в результате фрустрации (когда психосексуальные потребности ребенка пресекаются родителями и не находят оптимального удовлетворения), так и в результате сверхзаботливости со стороны родителей, когда они не дают ребенку самому управлять собой. Стремление ребенка к удовлетворению своих желаний любой ценой по принципу удовольствия может лежать в основе его асоциального поведения. Лишь когда ребенок способен действовать по принципу реальности, учитывать требования социального окружения, анализировать и контролировать свои намерения и самостоятельно решать, нужно ли то или иное побуждение отклонить или превратить в действие, становится возможным переход к взрослому состоянию. Но следует учитывать, что продвижение к принципу реальности само по себе не гарантирует, что человек будет следовать социальным требованиям.
По мнению Анны Фрейд, дочери 3. Фрейда и последовательницы идей своего отца, почти все нормальные элементы детской жизни, например, такие, как жадность, ревность, корысть, толкают ребенка в направлении асоциальности. И с помощью защитных механизмов психики некоторые инстинктивные желания ребенка, не одобряемые в обществе, вытесняются из сознания, другие переходят в свою противоположность (реакционные образования), направляются на другие цели (сублимация), сдвигаются с себя на других людей (проекция) - так сложно и болезненно происходит социализация ребенка, включение его в жизнь общества. Развитие памяти, речи, мышления является необходимым условием для развития личности и социализации ребенка. Так, разумное мышление способствует пониманию взаимосвязи причины и следствия, а приспособление к требованиям общества и окружающего мира перестает быть простым подчинением - оно становится осознанным и адекватным. Становление принципа реальности и развитие мыслительных процессов - необходимые компоненты социализации ребенка.
На основе идей Фрейда возникла теория объектных отношений, которая показывает, что взаимоотношения ребенка с матерью - первичным объектом - в первые два года его жизни являются решающими для развития личности. Если отношения с матерью нарушаются (по причине болезни матери и ребенка, отдаление матери и т.п.), то происходит разрыв первичных связей, появление агрессии, которая переживается ребенком как угроза его жизни и жизни матери, происходит расщепление «Я-ЭГО» ребенка, расщепление образа матери на позитивную идеализированную часть и негативную враждебную часть, ненавидящую и преследующую. В результате собственное ЭГО ребенка, его первичный объект - мать и отношения между ними оказываются фрагментированными, и в целях защиты ребенок попеременно переходит от одного типа отношений к другому. Подобная двойственность восприятия себя, других людей, своих отношений с ними представляет устойчивый механизм психического развития такого человека и становится психологической почвой для возникновения психических нарушений нарциссического, пограничного и даже психотического уровня.
Фрейд полагал, что инстинкт жизни (Эрос) и энергия либидо побуждают людей не только к половой любви, но и к любви к родителям, к людям, к сотрудничеству и объединению с людьми, к единству человечества. Инстинкт смерти (Танатос) порождает агрессивность людей, враждебность между ними, между группами, народами, в силу этого конфликты и войны неизбежны. Поэтому взаимоотношения между людьми включают как элементы сотрудничества, объединения, так и враждебности, агрессивности, но важно не допустить перевеса инстинкта агрессивности, ибо это угрожает существованию человечества.
Психоаналитическая теория Фрейда доказывает, что в процессе взаимодействия людей воспроизводится их детский опыт, и люди невольно применяют те понятия, которые усвоили в раннем детстве. Фрейд считал, что люди образуют социальные группы и остаются в них отчасти потому, что испытывают чувство преданности и покорности лидерам группы, невольно отождествляя их с могущественными личностями, которых в детстве олицетворяли отцы. В таких ситуациях люди как бы регрессируют, возвращаются к более ранней стадии развития. Если взаимодействие людей первоначально является неорганизованным и у них нет четкого плана действий, то это способствует укреплению власти лидера группы.
Социально-психологические взгляды Фрейда наиболее полно сформулированы в таких его работах, как «Тотем и табу», «Групповая психология и анализ ЭГО», «Цивилизация и ее болезни». Теория фрейдизма является на Западе одной из главных философских основ социальной психологии.
Неофрейдисты выдвинули положения о доминирующей роли раннего детства в развитии характера взрослого человека и семейного воспитания для выбора групп и лидеров в обществе: сведение социально-психологических и общественных связей к глубинным, бессознательным процессам; влияние взаимоотношений родителей и детей на модели малых и больших групп и др.; рассмотрение душевных расстройств как нарушений межличностных отношений. Например, в работе под руководством Т. Адорно «Авторитарная личность» использована идея фрейдизма о фатальной предопределенности личности взрослого опытом детства для выявления психологических предпосылок появления фашизма.
Появились теории, непосредственно включающие в орбиту социальной психологии идеи классического фрейдизма, - теории групповых процессов Л. Байона, В. Бенниса и Г. Шепарда, Л. Шутца.
Недостатком фрейдизма является преувеличение роли сексуальной сферы в жизни и психике человека; человек понимается в основном как биологическое сексуальное существо, которое находится в состоянии непрерывной тайной борьбы с обществом, заставляющим его подавлять свои сексуальные влечения. Поэтому даже его последователи, неофрейдисты, отталкиваясь от основных постулатов Фрейда о бессознательности, пошли по линии ограничения роли сексуальных влечений в объяснении психики человека. Бессознательное лишь наполнялось новым содержанием: место нереализуемых сексуальных влечений заняли стремление к власти вследствие чувства неполноценности (А. Адлер), коллективное бессознательное («архетипы»), выражаемое в мифологии, религиозной символике, искусстве и передаваемое по наследству (К. Юнг), невозможность достичь гармонии с социальной структурой общества и вызываемое этим чувство одиночества (Э. Фромм) и другие психоаналитические механизмы отторжения личности от общества.
Психоанализ по мере своего развития обогащался новыми идеями и подходами, возникали различные психоаналитические концепции: ЭГО-психология Э. Эриксона; социокультурная теория К. Хорни; теория Э. Фромма; индивидуальная психология А. Адлера; теория Э. Берна; аналитическая психология К. Юнга.
- Идея психоанализа.
- Свободные ассоциации.
- Толкование сновидений.
- Интерпретация, сопротивление и перенос.
- Стадии психоанализа.
В результате своей работы с пациентами страдающими от неврозов Фрейд выяснил, что некоторое облегчение приносил факт осознания травмирующего содержимого, когда оно по тем или иным причинам всплывало (вспоминалось) из подсознания. Это означало, что облегчение состояния пациента было возможно, но для этого требовалось несколько условий.
Во первых, нужно было вспомнить обстоятельства развития травмирующей ситуации, а во вторых нужно было осознать ее изначальный смысл.
Один из постулатов Фрейда говорит о том, что вытесненный материал так или иначе стремится выйти в сознание, однако блокируется психологическими защитами личности.
Именно эти блокировки и представляли из себя проблему, потому что мешали воспоминаниям. Кроме того, даже если содержимое подсознания и проявлялось в сознании пациента, то отнюдь не в явном виде, а чаще в завуалированной, закодированной форме в виде тех или иных символов.
Способы «извлечения» из бессознательного воспоминаний о травмирующих событиях и их последующая интерпретация и являются одними из основных методов психоанализа, которые занимают довольно продолжительное время.
В классическом психоанализе Фрейда используется следующий материал, источником которого является анализант (клиент) — это свободные ассоциации, эмоциональный перенос, сновидения и их истолкования, оговорки, забывания, анализ сопротивления а также метод интерпретаций.
Метод свободных ассоциаций
Суть метода заключается в том, что пациент сообщает психотерапевту все, что на данный момент ему приходит на ум, нисколько не заботясь о собственно содержании своего словесного потока, даже если и его содержание совершенно неприемлемо для самого пациента.
Исходным понятием (темой) может быть что угодно — предмет, цифры, образ, слово и т.п., или же вовсе при отсутствии такового.
При таких обстоятельствах (когда элементы выдаваемого материала не связаны рационально) по сути дела частично блокируется контролирующая функция сознания, а значит психологические защиты работают не столь эффективно, что позволяет вытесненному материалу вырваться наружу, пусть и в зашифрованном виде.
При проведении такого сеанса, длительность которого как правило около часа, пациент расслабленно лежит на кушетке и не видит психоаналитика, это важно потому, что чем более расслаблен пациент, тем меньше с его стороны сопротивление терапии.
Этот бессвязный монолог клиента в компании наблюдающего его аналитика дает ценнейший материал для последующей работы, ведь каким бы абсурдным не казался этот поток слов все равно наше мышление изначально целесообразно и развивается в направлении значимых для нас понятий.
При исследовании имеют значение следующие факты — содержание высказываний клиента, их последовательность и особенное значение имеет то, что вызывает трудности или сопротивление.
Последующее выделение значимого материала и его интерпретация — важная задача психоаналитика, поскольку достоверность этой интерпретации определяет успех всей терапии в целом.
Толкование сновидений
В основе работы со сновидениями лежит идея, что они, даже в большей степени чем свободные ассоциации, являются источником подсознательного материала.
Чем более травматична информация, тем лучше она защищена и зашифрована и, соответственно, тем больше ее значение для клиента.
Иногда сновидения вполне очевидно сообщают нам о наших устремлениях, обычно это происходит в тех случаях, когда желаемое не является запретным с точки зрения морали и идеалов. В большинстве же случаев содержимое сновидения приходится интерпретировать, потому что оно выражает наши тайные устремления в символической форме.
Задача интерпретации сновидений весьма сложна и требует от психолога немалого опыта и интуиции, ведь некоторые символы могут иметь для пациента особое значение, другие же, несмотря на их кажущуюся значимость нет. По этой причине даже общепринятые значения часто требуют тщательной проверки через работу с клиентом.
Метод интерпретации
Как уже было сказано ранее, интерпретация важнейший инструмент психоаналитика при работе с свободными ассоциациями и сновидениями. Ведь одно дело получить материал, и совсем другое его истолковать правильно.
При интерпретации происходит рационализация полученного бессознательного материала и осознание вместе с клиентом истинных причин невротических симптомов, а также подлинного смысла стремлений клиента. Именно интерпретация может привести к терапевтическому результату, естественно лишь при условии правильного истолкования.
Анализ сопротивления
Истоком сопротивления является обычно не осознаваемый механизм психологических защит, который и мешает выявлению истинного содержания подсознания. Задачей психолога является не разрушение этих механизмов, поскольку они являются во многих случаях необходимыми элементами личности, но помощь в осознании факта их наличия и их деятельности самим клиентом.
Анализ переноса
В психоанализе аналитик занимает позицию некой закрытости и отстраненности от клиента. Это приводит к тому, что он чаще всего воспринимается клиентом как некая абстрактная символическая фигура. Считается, что именно по этой причине и происходит так называемый перенос, который означает, что клиент наделяет психолога чертами значимой для него личности, перенося свое эмоциональное отношение к этой личности на фигуру аналитика. Происходит как бы наполнение пустого содержимого новыми смыслами. Это могут быть черты отца или матери в зависимости от половой принадлежности аналитика. Через последующий анализ этих вновь возникающих фантомных отношений между клиентом и образом значимого человека выявляются аспекты полученных (чаще всего в детстве) травматических переживаний.
Стадии психоанализа
Подводя итог рассмотрим последовательность работы аналитика с клиентом, которая условно состоит из нескольких этапов.
Первый этап — поиск травмирующего события в прошлом пациента. Это работа со сновидениями, с оговорками, использование метода свободных ассоциаций, проведение бесед.
Второй этап
условно начинается с того момента, когда травма обнаружена и идентифицирована самим клиентом именно как травматическое переживание.
Клиент выражает себя посредством переживания вновь обнаруженного события, а также его рационализации, то есть понимания, как именно оно привело к проблемам. Это весьма болезненный этап, именно на нем формируется то, что мы назвали выше переносом или проекцией. Чаще всего это выражается в довольно негативном отношении к аналитику со стороны пациента.
Третий этап выражается в переоценке травмирующих событий и снижении их значимости вплоть до безразличия и равнодушного отношения. На этом этапе важно понять, что видимый результат не является очередной защитой или имитацией спокойного отношения клиента к проблеме.
Разумеется границы всех этих этапов весьма условны. Это связано с тем, что проблемы не приходят поодиночке и видимое решение какой то одной из них вовсе не означает окончания работы, которая может продолжаться одновременно на нескольких стадиях.
В заключение
Психоанализ Фрейда , при всей неоднозначности отношения к нему со стороны как общества, так и ученых, совершенно точно стал настоящей революцией в психологии. Практически все методики психотерапии и направления в психологии, так или иначе используют идеи и элементы психоанализа. Эти идеи легли в основу многих теорий о структуре человеческого сознания и именно от них в своей работе до сих пор отталкивается большинство психологов. Что касается самого психоанализа как метода работы с клиентами, то он до сих пор жив, очень неплохо себя чувствует, активно используется в работе с людьми и приносит хорошие результаты. Можно смело сказать, что и на сегодняшний день это один из самых распространенных методов в психотерапии.
Теория психоанализа пригодна для понимания фактически любой сферы человеческого поведения. Такие разные области, как антропология, искусство, криминалистика, история, экономика, образование, философия, социология и религия, испытали на себе ее влияние. Можно без преувеличения сказать, что в современной психологии нет другой теории, которая имела бы столько конкретных приложений, как психоанализ .
Что происходит в процессе психоанализа?
Так как в основу теории Фрейда о природе человека легли его клинические наблюдения над больными неврозами, имеет смысл рассмотреть терапевтические методы психоанализа. Сегодня немало психоаналитиков проводят терапию точно в соответствии с теоретическими взглядами Фрейда и его методами лечения. Кроме того, многие специалисты в области психического здоровья придерживаются четкой психоаналитической ориентации в сфере своей профессиональной деятельности. Чтобы понять, что же в действительности делает психотерапевт фрейдовской ориентации, рассмотрим следующие положения:
Свободные ассоциации.
Психотерапевтическая ситуация подготовлена таким образом, чтобы обеспечить наиболее благоприятные условия для свободных ассоциаций. При этой процедуре пациента могут попросить расслабиться, устроиться в кресле или на классической кушетке и проговаривать вслух все мысли и воспоминания, которые приходят ему в голову, безотносительно того, насколько тривиальными, абсурдными или нелогичными они могут показаться. Психоаналитик расположится вне поля зрения пациента, чтобы у него(пациента) уменьшилось напряжение. В основе правила свободных ассоциаций, которого придерживаются все практикующие психоаналитики, лежит предпосылка о том, что одна ассоциация влечет за собой другую, расположенную более глубоко в бессознательном. Ассоциации, продуцируемые пациентом, интерпретируются как символическое выражение подавленных мыслей и чувств.
Согласно фрейдовской позиции детерминизма, «свободные ассоциации» пациента на самом деле вовсе не являются свободными. Как и другие формы поведения, когнитивные и аффективные ассоциации пациента направляются неосознанным процессом. Из-за вытеснения и бессознательной мотивации пациент не осознает основного (то есть символического) значения того, о чем он говорит. Психоаналитик использует свободные ассоциации, будучи уверенным в том, что расслабленное состояние пациента позволит вытесненному материалу постепенно всплывать на поверхность сознания, и, таким образом, высвободится психическая энергия, которую можно использовать в целях лучшей адаптации. Это также позволит психоаналитику лучше понять природу неосознаваемых конфликтов пациента их причину. Может быть, например, свободные ассоциации приведут к раскрытию чувств, которые пациннт испытывал в раннем возрасте, а именно чувства негодования и обиды (эдипова тема), а также к раскрытию соответствующего детского желания смерти своего отца.
Интерпретация сопротивления.
В самом начале своей психоаналитической практики Фрейд обнаружил, что пациент обычно неспособен вспомнить или явно оказывает сопротивление воспоминанию вытесненных конфликтов или импульсов. Пациент сопротивляется. Таким образом, несмотря на тот факт, что пациент осознанно хочет, чтобы его чувства изменились, чтобы прекратились его страдания, неосознанно он этому сопротивляется. Усилия психоаналитика направлены на то, чтобы помочь ему избавиться от моделей старого, неудовлетворительного поведения. Помочь пациенту осознать уловки своего сопротивления - задача психоаналитика. Психоаналитику необходимо успешно работать с сопротивлением, чтобы достичь положительного результата в терапии.
Сопротивление означает тенденцию не затрагивать неосознанный конфликт и поэтому препятствовать любой попытке прозондировать истинные источники личностных проблем. Сопротивление проявляется множеством способов, демонстрируя, насколько эмоционально угрожающим может быть терапевтический процесс для пациента. Оно может выразиться в опозданиях пациента на терапевтические сеансы, в том, что он «забывает» о них, находит всяческие причины, чтобы не прийти. Наличие сопротивления также очевидно, когда пациент на время утрачивает способность к свободным ассоциациям, например: «Мне вспоминается один день, когда я был маленьким, и мы с мамой собрались вместе идти за покупками. Пришел домой папа, и вместо этого они с мамой ушли, а меня оставили у соседки. Я чувствовал… (пауза) Не знаю, почему, но моя голова сейчас, как пустая». Предельная форма сопротивления - это, конечно, решение пациента досрочно прекратить психотерапию. Умелая интерпретация причин сопротивления является одним из методов, используемых психоаналитиком для раскрытия подавленных конфликтов пациента и избавления его от бессознательной защиты.
Анализ сновидений.
Другой важный метод раскрытия тайн бессознательного - это анализ сновидений пациента. Фрейд рассматривал сны как прямой путь к бессознательному, поскольку считал, что их содержание раскрывает вытесненные желания. Он характеризовал сон как «королевскую дорогу» к бессознательному. Результатом его многочисленных клинических наблюдений стала убежденность в том, что сны можно понимать и истолковывать как символическое удовлетворение желаний и что в их содержании частично отражаются ранние детские переживания. Психоаналитики считают, что благодаря тщательно разработанным процедурам интерпретации сновидений, включая анализ скрытой символики, они могут способствовать более глубокому пониманию пациентом природы его симптомов и мотивационных конфликтов.
Например, пациент может рассказать о сновидении, в котором его отец уезжает (символ смерти) на поезде, а он остается на перроне, держась за руки с матерью и своей бывшей подружкой, и испытывает одновременно чувства удовлетворения и сильной вины. Если терапевтические условия окажутся подходящими, психоаналитик поможет пациенту увидеть, что в его сне отражается очень давно подавленное, связанное с эдиповым комплексом, желание смерти отца, с новой силой вспыхнувшее в прошлом году, когда тот воспрепятствовал отношениям пациента с девушкой. Таким образом, благодаря анализу сновидений и их интерпретации пациент начинает в большей степени осознавать истинный конфликт, лежащий в основе его болезненных симптомов.
Анализ переноса.
Бессознательный защитный механизм, при котором неосознанный импульс разряжается на каком-нибудь человеке или объекте, но не на том именно, на который он был направлен изначально, называется замещением. Когда это явление имеет место в процессе психотерапии, оно называется переносом. Точнее говоря, перенос появляется тогда, когда пациенты переносят на психоаналитика чувства любви или ненависти, которые они раньше испытывали к другому значимому лицу (часто к родителю). Фрейд был убежден в том, что в переносе отражается потребность пациента найти объект, чтобы получить возможность выразить свое вытесненное чувство любви. Психоаналитик в этом случае играет роль заместителя объекта любви. Перенос можно обнаружить в прямой вербальной коммуникации, в свободных ассоциациях или содержании сновидений. Например, можно считать, что у пациента появились признаки переноса, если он скажет что-нибудь вроде: «Д-р Ф., какого черта вы решили уехать в двухнедельный отпуск со своей проклятой любимой женой, когда у нас только-только начало что-то получаться в анализе?» На более глубинном уровне пациент проявляет такие эмоции по отношению к д-ру Ф., какие он испытывал раньше, в детстве, по отношению к своему отцу (снова тема эдипова комплекса).
Так как феномен переноса действует на бессознательном уровне, пациент совершенно не сознает его функционального значения. Не давая никакого объяснения пациенту по поводу переноса, психотерапевт поощряет развитие последнего до тех пор, пока у пациента не сформируется то, что Фрейд называл неврозом переноса. По сути, это «невроз в миниатюре», который повышает вероятность появления у пациента инсайта - внезапного осознания своих прочно укоренившихся способов переживания, чувств и реакций на значимых людей, начиная с ранних лет жизни. Согласно Фрейду, по мере того, как пациент начинает постепенно осознавать истинное значение своих отношений переноса с аналитиком, он достигает инсайта в отношении своих прошлых переживаний и чувств, наиболее тесно связанных с его нынешними трудностями. Ортодоксальные психоаналитики рассматривают анализ переноса как абсолютно необходимый этап терапевтического процесса, считая, что успех психотерапии зависит исключительно от этого.
В описанном случае интерпретация д-ром Ф. отношений переноса может выявить, что пациент и сильно любил, и ненавидел своего отца. Глубоко негодуя из-за отношения отца к матери, пациент желал смерти отца. Но, в то же время любя его, он испытывал сильное чувство вины и поэтому подавлял это свое желание. Тем не менее, после того, как отец вмешался в его отношения с новым «объектом любви» (его бывшей подружкой), это чувство, прежде глубоко спрятанное, прорвалось в сознание в искаженной форме страха собственной смерти. Таким образом, захлестывающий пациента страх смерти (его основной симптом) может быть психоаналитически интерпретирован как символическое желание смерти отца (неосознанный страх того, что он убьет отца), сопровождающееся угнетающим чувством вины, которое вылилось в результате в неосознаваемое самонаказание. Сильный страх смерти у пациента и сопровождающие его симптомы совершенно четко сопутствуют этому стремлению к самонаказанию. Другие элементы, такие как возможная связь между страхом кастрации и страхом смерти, могут также укладываться в данное объяснение симптоматики у пациента. И психотерапевт, конечно, использует все упомянутые техники (а не только анализ переноса) для окончательной интерпретации.
Эмоциональное переучивание.
Поощрение пациентов к использованию новых для них интеллектуальных озарений в повседневной жизни называется эмоциональным переучиванием. Каждый терапевтический метод по-своему позволяет помочь пациентам достичь более глубокого осознания причин своего поведения. Однако только одного инсайта, столь необходимого в психоаналитической терапии, явно недостаточно для изменения поведения. Побуждаемые психоаналитиком, пациенты должны со временем применить новое понимание себя в повседневной жизни; они должны научиться думать, воспринимать, чувствовать и вести себя по-другому. Иначе психоанализ будет ничем иным, как просто эмоционально истощающим упражнением, очень продолжительным и дорогостоящим.
Эмоциональное переучивание в основном осуществляется на завершающих этапах психотерапии, поскольку сначала необходимо достичь требуемого осознания.
Каждая из техник анализа, обсуждавшихся выше, показательна для «классического» психоанализа, практикуемого сейчас с небольшими вариациями в деталях Психоаналитическая психотерапия может быть чрезвычайно затяжным процессом, зачастую требуя не менее часа в день, пять дней в неделю и продолжаясь от года до пяти лет и даже дольше! Поэтому данная форма психотерапии стоит довольно дорого, и часто ее объем ограничивается доходом клиента. Тем не менее, основная цель анализа - ни много ни мало - достижение коренных изменений в структуре личности индивидуума. Его задачи - повышение уровня сознавания, личностной цельности, социальной эффективности и психологической зрелости. Очевидно, что такие цели не достигаются быстро. Невзирая на максималистское суждение о том, что терапевтическая значимость психоанализа сойдет на нет в будущем, он является значительным первопроходческим направлением на пути продолжающихся попыток облегчать человеческие страдания.
Последние достижения в психоаналитической терапии.
Психоаналитики и другие современные психотерапевты ввели в лечебную практику много новшеств. В этом ряду не последнее место занимает такой практический вопрос, как требуемая продолжительность психотерапии. Как было отмечено, окончание традиционного психоанализа не определено заранее, он может продолжаться годами. Современные психоаналитики описывают три новшества в современной психоаналитической терапии.
Первое - ограничения в продолжительности терапии (обычно 25 сеансов). Психонализ как таковой теперь стал более структурированным и целенаправленным по сравнению с традиционным.
Второе изменение - групповая или семейная психотерапия , проводимая с психоаналитических позиций. Здесь психотерапевт имеет возможность собирать информацию о том, как пациенты взаимодействуют друг с другом.
Наконец, в-третьих, некоторые психоаналитики назначают лекарственные препараты в сочетании с традиционными методами психоанализа. Однако, нужно предостеречь против чрезмерного увлечения лекарствами, поскольку это может препятствовать появлению инсайта, маскировать симптомы и выступать в качестве суррогата психотерапевтических отношений.
Пожалуйста, скопируйте приведенный ниже код и вставьте его на свою страницу - как HTML.
«Консультативная психология и психотерапия, 2012, № 4 ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ СТРАТЕГИЯ Н.П. БУСЫГИНА В статье обсуждаются методологические...»
Консультативная психология и психотерапия, 2012, № 4
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КАК
ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ СТРАТЕГИЯ
Н.П. БУСЫГИНА
В статье обсуждаются методологические особенности психоаналитической
интерпретации как исследовательской стратегии. Автор показывает, что в
психоанализе реализуется особая познавательная установка, характерными
чертами которой являются акцент на раскрытии смыслов и предпосылка са модостаточности переживания, что сближает психоанализ с феноменологи ческим и герменевтическим подходами. Особое внимание уделяется психо аналитической психобиографии и символическому характеру языка психо анализа. Обсуждается значение психоаналитической интерпретации для ме тодологии психологии.
Ключевые слова: психоанализ, интерпретация, классические и гуманитар ные методологии, переживание, смысл, психоаналитический подход в каче ственных исследованиях.
Безусловно, психоанализ создавался прежде всего как клиническая практика, нацеленная на терапевтическую работу с пациентом. Однако хорошо известно и то, что Фрейд неоднократно подчеркивал наличие в психоанализе не только терапевтической, но и исследовательской функции и говорил о неразрывной связи между лечением и исследова нием. Перспектива научного открытия, постижения глубинных аспек тов душевной жизни, которая заложена в самой аналитической работе, представлялась Фрейду одной из наиболее важных и ценных особенно стей созданного им психоанализа.
В дальнейшем вопрос о научном статусе психоанализа стал предме том множества дискуссий. Мощные философские аргументы, показы вающие несостоятельность (или, по крайней мере, логическую про блемность) введенных Фрейдом концептов и концептуальных схем, бы ли выдвинуты, в частности, Ж. П. Сартром и Л. Витгенштейном [Рут кевич, 1997]. В философской методологии науки закрепилось представ Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия ление о нефальсифицируемости психоаналитических теорий, т. е. о не возможности их независимой эмпирической проверки, что является для методологов науки критическим показателем невозможности при знания их научного статуса [Поппер, 2004].
Вместе с тем существует немало попыток осмыслить статус психо анализа в его связи не с историей и методологией естественно научно го знания, но в связи с историей гуманитарных наук (областью Humanities) и в контексте философской традиции обоснования специ фики получаемого в них знания. В частности, выдающийся немецкий философ Ю. Хабермас обвинил Фрейда в «сциентистском самонепони мании» . С точки зрения Хабермаса, основатель психо анализа верил, что строит знание по образцу естественных наук, а на са мом деле созданный им психоанализ является одной из версий «наук о Духе», движимых не технологическим интересом предсказания и кон троля над объективными процессами, но гуманитарным интересом по нимания смыслов и эмансипации. Глубокое осмысление психоанализа в контексте герменевтики предложил П. Рикёр [Рикёр, 2002].
В перспективе обоснования специфики гуманитарных наук психо анализ освобождается от многих приговоров, данных ему приверженца ми строгой научности. Психоанализ объявляется не столько наукой, сколько средством интерпретации. Безусловно, к интерпретации при меняется требование обоснованности - в том числе, обоснованности данными, «клиническими фактами», текстом и т.
П., - однако речь не идет о строгом применении по отношению к ней попперовского прин ципа фальсифицируемости. Ценность интерпретации - в разгадке смысла, в том числе и такого, который скрыт от самого автора. Как за мечает Ю. Хабермас, психопатологические состояния есть не что иное, как род отчуждения, при котором субъект оказывается оторван от сво ей субъективности, переживает себя в качестве объекта, отделенного в своих симптомах от собственных же смыслов (мотивов, желаний) - и это то, что, по мысли Хабермаса, психоанализ пытается исправить . Психоаналитическое понимание, в этом контексте, представляет собой не процесс поиска механических причин, но способ реставрации нарушенной идентичности субъекта со своей собственной субъективностью. «Опыт рефлексии - важнейший элемент культуры просвещения - есть как раз то действие, с помощью которого субъект освобождает себя от состояния, при котором он является объектом дей ствующих в нем же самом сил» . И благодаря интер претации анализант получает возможность наладить связь с потерян ными или скрытыми смыслами и вновь присвоить их себе. С некоторой Теория и методология долей условности можно сказать, что это каузальный процесс, что пси хоанализ вскрывает причины патологических симптомов, однако при чины эти лежат в области воссоздания смысловой ткани, а не в области идентификации неких особых «психических фактов». Вообще следует признать, что герменевтическая версия психоанализа оказала значи тельное влияние на современное понимание его статуса, хотя и подвер глась, в свою очередь, достаточно жесткой критике - как со стороны философов (см., к примеру, обозначение основных линий такой крити ки в [Руткевич, 2000]), так и со стороны самих психоаналитиков 1.
В психологии отношение к психоанализу тоже довольно сложное.
С одной стороны, психоанализ признается в качестве одного из важ нейших направлений, психоаналитические идеи преподают студентам психологам в рамках целого ряда образовательных дисциплин (общей психологии, истории психологии, психологии личности и др.), про граммы подготовки специалистов в области консультативной психоло гии, как правило, включают в себя отдельные курсы по психоанализу.
Можно сказать, что многими психологами признан целый ряд положе ний современной психодинамической теории - таких, как само суще ствование бессознательных мотивационных процессов, амбивалент ный характер мотивационной динамики, роль детских переживаний в Относительно критики герменевтической рефлексии психоанализа мне хо телось бы сделать краткое замечание. Психоаналитики [Кадыров, 2010; Steiner, 1995] чересчур утрируют идею «бесконечного интерпретирования», якобы при сущую представителям философской герменевтики. Даже авторы, занимающи еся лишь проблемами интерпретации текста и практически не затрагивающие реальность психоаналитического сеанса, мыслят гораздо более реалистично и как раз ограничивают интерпретацию функцией ее «программируемости текс том» . А в наиболее известной версии герменевтической интерпрета ции психоанализа, предложенной Ю. Хабермасом, прямо говорится о том, что обоснованность психоаналитического понимания всегда зависит от ситуации клинического сеттинга: о валидности интерпретативных ходов аналитика речь может идти лишь в том случае, если «они приняты в качестве знания самим ана лизантом. Поскольку эмпирическая обоснованность интерпретаций базируется не на действиях контролируемого наблюдения и последующей коммуникации в сообществе исследователей, а на продвижении процесса саморефлексии анали занта и его коммуникации с аналитиком» . Психоанали тическое знание валидизируется своей способностью продемонстрировать на практике действенность основанных на нем интервенций; будучи признанным самим пациентом, оно становится для него мощным источником расширения горизонтов самопонимания .
формировании многих личностных диспозиций, психические репре зентации «я» и «других» и отношений между ними («объектных отноше ний»), анализ нарциссической составляющей личности и др. [Дорф ман, 2003; Соколова, Чечельницкая, 2001; Westen, 1999]. С другой сто роны, однако, психоанализ остается для психологии (по крайней мере, для мэйнстрима университетской психологии) некой маргинальной об ластью, и психологические факультеты, даже знакомя с ним студентов, относятся к нему, скорее, лишь как к историческому явлению (см., к примеру, любопытный материал на эту тему: ). Более или менее серьезного анализа в психологии удостаивают ся идеи психоаналитической школы «объектных отношений». Другие же версии психоанализа подчас воспринимаются как своего рода арте факты или мифы.
Описанное отношение к психоанализу в психологии во многом свя зано с особенностями самоопределения последней в ряду естественно научных и гуманитарных дисциплин. Нельзя сказать, что психология по сей день полностью ориентируется на методологические образцы есте ственных наук - все таки у нее и своя история, и свой путь современно го развития, отличный, скажем, от пути развития физики или биологии.
Но можно с уверенностью утверждать, что вплоть до последнего време ни психология практически не обращала внимания на гуманитарные ме тодологии. Поэтому то в психоанализе, что оказалось ценным для мно гих гуманитарных дисциплин (в частности, и сам предлагаемый в психо анализе путь интерпретативного познания особого рода), в психологии не получило сколько нибудь серьезного осмысления и развития.
Несколько лет назад на страницах журнала «Консультативная пси хология и психотерапия» И.М. Кадыров [Кадыров, 2010] поставил акту альный вопрос об эпистемологическом статусе ситуации психоанали тической сессии и попытался показать, что у психоаналитика есть свой фундамент «психоаналитических клинических фактов» - «субъектив ных», «подвижных» и «эфемерных» и, тем не менее, очень реальных, ощутимых и значимых как для внутренней «экосистемы» каждого от дельного сеанса, так и для жизни пациента за пределами психоаналити ческого кабинета [Там же. С. 11]. Согласно автору, такими фактами яв ляются психологические события пациента, разыгрываемые им на «сцене» его отношений с аналитиком. Для области методологии психо логии это может означать, что в психоанализе предлагается весьма спе цифический тип познания, фактическая сторона которого развертыва ется в особом мире взаимодействия пациента и аналитика, причем по лученные таким образом «клинические факты» вполне доступны ин Теория и методология терсубъективной проверке - на сеансе с пациентом и в коллегиальном контексте. Благодаря изобретению «необычных условий аналитическо го часа», психоанализ открывает возможность глубинного исследова ния внутренней организации психики [Там же. С. 29], однако эта мето дологическая эвристичность психоанализа, пожалуй, до сих пор в должной мере не оценена научной психологией.
Я думаю, что «за бортом» интереса методологии психологии оста лось не только открытие уникальной ситуации аналитического сеанса как возможного пространства глубинного познания личности. В психо анализе реализуется особая познавательная установка, которую можно отнести к одной из форм «современного способа мысли» (в терминоло гии М.К. Мамардашвили). Лишь отчасти с этой установкой связано применение в психологии проективных методов, основанных, в том числе, на психоаналитических идеях [Соколова, 1980; Соколова, Че чельницкая, 1997], а также некоторых оригинальных вариантов автор ских клинических методов (в качестве примера можно привести метод диалогического анализа случая [Соколова, Бурлакова, 1997]). В целом же можно сказать, что методологический смысл мыслительной уста новки, подразумеваемой психоанализом, в психологии не прояснен и сама установка мало актуализирована.
Цель настоящей статьи - раскрыть особенности познавательной ус тановки, реализуемой в методе психоаналитической интерпретации, и показать, какое значение она имеет для психологических исследований личности.
В предлагаемом анализе я ориентируюсь на логику обоснования психоаналитического подхода как качественной исследовательской стратегии . В основном я обращаюсь к классической вер сии психоанализа З. Фрейда, использую я также некоторые работы Ж. Лакана. Вопрос отличия лакановской версии психоанализа от линии Фрейда здесь не ставится, как и не дается специального анализа идей Лакана. Однако мое прочтение работ Фрейда обусловлено той оптикой, которую предложили Ж. Лакан и последующие [я бы заменил на «сле дующие за ним», если это верно фактически?] французские авторы ла кановского толка (Ж. А. Миллер [Миллер, 2004; Миллер, 2011] и др.).
Я полагаю, что французские авторы (кстати, не только собственно ла канисты, но и те, которых принято относить к «постструктуралистской философии» - М. Фуко, Ж. Деррида, Ю. Кристева [Фуко, 2004; Дерри да, 2000; Кристева, 2010] и др., - своей речью задали некоторые усло вия понимания Фрейда, дали особый инструмент для изменения наше Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия го аппарата понимания - изменили настройку, или «точку сборки», этого аппарата, иными словами, сделали что то даже не с самими текс тами Фрейда, но с теми, кто эти тексты читает. Фрейд, прошедший че рез историю его французского прочтения - это и есть современный Фрейд, в смысле «современной стилистики мышления» [Мамардашви ли, 2010]2.
Смысл симптома и симптоматическая интерпретация Одно из известных и часто цитируемых положений психоанализа за ключается в утверждении смысла бессмысленных, на первый взгляд, феноменов - ошибочных действий, оговорок, описок, сновидений, на конец - симптомов. Это означает, что они имеют отношение к пережи ванию человека, встроены в содержательную ткань его душевной орга низации и могут быть раскрыты лишь в этом контексте.
К примеру, па циентка Фрейда одержима бессмысленной идеей, которую можно ква лифицировать как бред ревности [Фрейд, 2000а, с. 12-19]. Психиатр будет озадачен тем, как именно определить суть симптома, можно ли отнести наблюдаемое к бредовой идее, навязчивой мысли, галлюцина ции или иллюзии3. Фрейд же предлагает проникнуть в само содержание симптома и открывает, что бредовая идея пациентки о любви ее мужа к молодой девушке есть результат смещения, по видимому, ее собствен ной непринимаемой, неосознаваемой и потому «мертвым грузом» ле жащей в бессознательном влюбленности в молодого человека - мужа М.К. Мамардашвили предлагает называть «современным» (в отличие от «классического») нечто, что требует для своего понимания кардинальной пере стройки структур мышления [Мамардашвили, 2010, с. 27]. Например, произве дение классического искусства может быть понято посредством тех мыслитель ных инструментов, которыми мы уже владеем в жизни, в то время как произве дение современного искусства предполагает, что для того, чтобы его понять, мы должны с собой что то сделать, перестроить наши привычные навыки понима ния [Там же]. Сегодня практически невозможно читать Фрейда, исходя из не ких привычных представлений - при таком чтении возникает недоумение: где он вообще видел таких детей, которые желают свою мать, соперничают с отцом и т.п. Для того чтобы адекватно воспринять Фрейда, нужно найти подходящую позицию - «что то сделать с собой», по выражению Мамардашвили.
Кстати, подобное же мыслительное действие производит и психолог, когда квалифицирует человека как экстраверта или интроверта, «личностно зрелого»
или «незрелого», имеющего высокий или низкий «личностный потенциал» и т.п.: и в случае психиатрического диагноза, и в случае психологической оценки речь идет об определении психического/психологического статуса в рамках уже известной, условно «объективной» системы координат.
Теория и методология
своей дочери. «Фантазия о неверности мужа была, таким образом, ох лаждающим компрессом на ее жгучую рану» [Там же. С. 17] и в опреде ленном смысле освобождала ее от внутренних самоупреков. За симпто мом скрыта личностная история, особым образом формирующая симп том в качестве интенционального, смыслового образования4. Еще раз подчеркну, что Фрейд не занимается квалификацией типа симптома и не дает его причинного - в механическом смысле - объяснения (т. е.
не сводит к некоторому традиционно понимаемому закону в виде: бре довая идея возникает при таких то и таких то условиях), а занимается толкованием смысла симптома, он показывает, в приведенном приме ре, что бредовая идея пациентки действительно осмысленна, мотивиро вана и связана со всей логикой ее душевного переживания. Симптом питается силой некоторого бессознательного процесса, причем таким образом, что в некотором смысле сам является чем то желанным, свое го рода утешением.
Для Фрейда симптом выделяется среди остальных образований бес сознательного своим постоянством. Хотя сам Фрейд, говоря о симпто мах, имеет в виду, прежде всего, их клинические варианты, по сути, его логика обсуждения симптомов такова, что статус «симптома» могут по лучить очень многие особенности речи, поведения, жизненных прояв лений - то, что непосредственно не относится к собственно клиниче ским явлениям: повторяющиеся темы в творчестве, предпочтения сти В силу недостаточности материала Фрейд в анализе приведенного случая ограничивается констатацией переживаемой пациенткой бессознательной влюбленности, питающей собой посредством смещения бред ревности. Безус ловно, можно вообразить вариант дальнейшего интерпретативного движения, как если бы пациентка Фрейда была сейчас перед нами. Например, почему эта вроде бы счастливая в браке женщина вдруг начинает переживать влюбленность и именно в мужа своей дочери? И почему облегчение достигается именно таким путем - путем проекции своего состояния на мужа? Как пациентка пережива ет свой возраст, свою сексуальность, что происходит в ее отношениях с мужем и каковы ее отношения с дочерью? Важно, что в любом случае за поверхностью симптома предполагается пласт еще каких то смыслов, способных выстраи ваться в подобие повествовательных сюжетов. Семиозис этот, однако, не суще ствует сам по себе, но всегда тесно связан с процессами, имеющими отношение к «либидинальной экономике». Ж. А. Миллер [Миллер, 2004; Миллер, 2011] справедливо замечает, что в размышлениях Фрейда о симптоме везде присутст вуют две линии - линия смысла, представляющая собой развертывание цепо чек означающих, и линия наслаждения (jouissance): несмотря на феноменоло гию страдания, симптом всегда есть не что иное, как разновидность либиди нального удовлетворения.
Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия
ля и цвета в одежде, привычные позиции в коммуникации и т. п.
Я имею в виду, что Фрейд предлагает особый - «симптоматический» - способ понимания того, что мы можем непосредственно наблюдать.
П. Рикёр [Рикёр, 2002] говорит о различии между традиционной «гер меневтикой понимания» и психоаналитической «герменевтикой подо зрения», такое определение психоанализа близко размышлениям Ю. Хабермаса о психоанализе как об «эмансипатор ной науке», а также взгляду на психоанализ как «глубинную герменев тику» [Бусыгина, 2009а; Лоренцер, 1996]. Если симптомы - как в их клиническом, так и в более широком понимании - имеют смысл, то они доступны и нуждаются в толковании, идея смысловой природы симптомов, в самом деле, сближает психоанализ с позицией герменев тики, однако, в то же время, эта смысловая природа симптомов - осо бого рода, что и делает ее недоступной традиционному герменевтичес кому прочтению, а занимающемуся ею психоанализу придает особый статус. В симптоме смысл не говорит сам за себя, поверхность, на ко торой смысл выражается и наблюдается, не совпадает с той, на которой происходит само действие смыслообразования. Для того чтобы понять, с чем мы имеем дело, недостаточно двигаться в пределах герменевтиче ского круга, задаваемого структурами языкового предпонимания, все гда есть какая то ловушка, скрытая за этой поверхностью, так что по нимание смысла всегда нуждается не просто в увязывании целого и ча стей (хотя и в этом тоже), но и в расшифровке скрытых значений, не известных не только аналитику, но и самому анализанту. Мы «подозре ваем» наличие «глубинного» другого (отсюда - «глубинная герменев тика» и «герменевтика подозрения»), дискурса бессознательного, кото рый одновременно и скрывается, и приоткрывает себя в языковых и поведенческих выражениях.
Позиция «симптоматического прочтения» - это то, что психоанализ открывает методологии психологии, в особенности тех ее областей, ко торые связаны с развитием качественных методов. Возможный вариант ее применения по отношению к фрагменту интервью в ряду других ти пов качественного анализа (контент аналитического и феноменологи ческого методов) был предложен в другой моей работе [Бусыгина, 2009б]. Здесь же я приведу пример любопытной симптоматической ин терпретации материала жизни, не относящегося к собственно клиниче ской симптоматике. Интерпретацию приводит Ж. Лакан, заимствуя сам материал у одной из своих коллег [Лакан, 2002, с. 294-296]. В данном примере я вычленяю особенности того, как работает симптоматическая интерпретация.
Теория и методология Героиня рассказа Лакана - квалифицированная, высоко професси ональная женщина, к тому же прекрасная жена и хозяйка дома. Все пре красно у нее и в плане сексуального наслаждения - прекрасно до такой степени, что этого просто не бывает. «Такая случайность настолько ред ка, что не может остаться незамеченной», - фиксирует Лакан, пригла шая нас к тому, чтобы занять методологическую «позицию подозре ния». В профессиональных ситуациях женщина нередко демонстрирует «специфические акты обольщения и самопожертвования»: например, в некоторых ситуациях она вдруг начинает умалять свои силы и знания, нарочито подчеркивая при этом свои женские приоритеты, интересы и слабости. Как психолог может относиться к описываемому Лаканом материалу? Например, можно прочитывать особенности поведения как выражение специфических личностных черт, совокупность которых со здает нечто вроде «личностного профиля», или как проявление особен ностей структуры личности. В феноменологическом ключе усилие по нимания будет направлено на особенности переживаемого жизненного опыта женщины, проживаемого ею «жизненного мира» - в контексте ее собственного самопонимания. Лакан же предлагает само поведение женщины прочитывать как «симптом» - внешнее выражение процес сов, смысл которых скрыт от нее самой. Своим поведением она как буд то упреждает воображаемую мужскую агрессию, которая, в свою оче редь, может быть мотивирована тем, что в своих представлениях жен щина эта, будучи квалифицированным профессионалом и вполне зна чимым в своем деле субъектом, как бы тайком изымает у мужчин самое главное - источник и символ их могущества. Ее женственность прини мает форму своеобразного маскарада: являя свое «фаллическое могуще ство» как профессионала, она тут же «по женски» высказывает сомне ния в своей компетентности, выражает тревогу по поводу того, что де лает, прикидывается не очень знающей и т. п., она как будто тут же го ворит: посмотрите, я просто женщина, и больше ничего. Своей игрой она как бы задабривает тех, у кого может отобрать превосходство. При чем игра ее не сознательна, а является частью ее «жизненного стиля» - она таким образом живет.
Следует заметить, что именно с симптоматической интерпретацией зачастую связана проблема гиперинтерпретации - нарочитых попыток интерпретаторов вычитывать тайные смыслы везде, даже в наиболее простых вещах, смысл которых очевиден. С. Фрош и П. Эмерсон справедливо предупреждают об опасности гипер интерпретации, которую несут с собой психоаналитические толкова ния. Однако в ситуации психоаналитической сессии аналитик ориенти Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия руется на всю совокупность того, что происходит в его отношениях с пациентом, ему доступен богатый контекст реакций, эмоциональных откликов, телесных проявлений пациента и своих собственных контр переносных переживаний, и его толкование соотносится со всем этим контекстом. Сложнее дело обстоит с интерпретацией в ситуации иссле дования, поскольку исследователь, как правило, лишен всего богатства обратной связи, которой располагает практикующий аналитик. И тем не менее, несмотря на то, что проблема валидности исследовательской интерпретации, ориентирующейся на симптоматическое прочтение, в самом деле, по прежнему далека от окончательного решения, исследо вателю доступны стратегии валидизации, основанные на работе с дан ными как с целостным комплексом, когда интерпретация многократно перепроверяется посредством ее соотнесения с различными фрагмента ми данных и в случае ее несоответствия какому то фрагменту в нее вно сятся поправки. В целом же симптоматическая интерпретация, при ус ловии встроенности в нее рефлексивно критических проверок, являет ся одним из мощных источников эвристики.
Феноменологический модус психоанализа Довольно часто в психологии психоаналитическую интерпретацию как «объективирующее», «редуцирующее» толкование противопостав ляют феноменологии как способу постижения субъективности во всей ее полноте без обращения к теоретическим моделям и схемам. Я думаю, что такая точка зрения не совсем верна. В психоанализе и феноменоло гии есть некоторая общая доминанта, отличающая их от классических психологических методологий. Можно предположить, что психоанализ и феноменология имеют сходную предпосылку, начинают движение из одного пункта, но потом их пути расходятся. Чтобы понять, в чем со стоит характерный для них «мыслительный трюк», обрисуем, в общих чертах, привычное для научной психологии мыслительное движение, обратившись к нескольким примерам исследований, взятых из разных областей психологии.
Важной формой теоретической работы в психологии является созда ние объясняющих моделей. Как правило, модель не дает описания са мого реального переживания, но вводит то, что должно переживаться, согласно логике модели. Возможна оценка модели по выполняемой ею прогностической функции. Примером подобного рода теоретической работы может служить объяснение психологического кризиса, которую дает модель возрастной периодизации развития Д.Б. Эльконина. Со гласно данной модели, кризис является следствием накопившихся в оп Теория и методология ределенный жизненный период противоречий, главным из которых вы ступает рассогласование между мотивационно потребностной («лично стной») и операционально технической («интеллектуальной») сфера ми. Модель не только обрисовывает возможные причины кризисов, но и показывает неизбежность кризисов (их нормативный характер). Об ратим внимание на то, что кризис в модели дедуктивно выводится в ка честве ее необходимого звена, и модель не предполагает исследования его реальной логики, как бы изнутри него самого. Вроде получив объяс нение кризиса, мы, тем не менее, не получили понимания того, что мы уже объяснили. Какой то важный фрагмент работы оказался упущен5.
Одно из распространенных направлений эмпирических исследова ний в психологии (в которых, кстати, используются и некоторые психо аналитические представления, в особенности представления «теории объектных отношений») - поиск внешних детерминант психического развития. К примеру, просматриваются связи между недостаточной сформированностью автономии личности и дисфункциональными ха рактеристиками родительской семьи (самый простой случай - какой нибудь дефект реального отца: его реальное отсутствие, алкоголизм, не достаток собственно отцовской функции и т. п.). Хотя в этих исследова ниях речь идет не о создании целостной теоретической модели, но лишь об эмпирических поисках возможных детерминант, картина снова по лучается чисто внешняя: фактор, относящийся к реальному микросо циальному пространству, влияет на личностные характеристики. При этом внутренний субъективный мир снова оказывается упущен. К тому же фактор дисфункциональности реального отца мало что объясняет, потому что последствия его могут быть самыми разными. Чтобы понять эти последствия, необходимо выйти за пределы внешнего описания и попробовать ухватить смысл того, как образ отца оказывается представ лен во внутреннем плане, причем не только в сфере собственно созна ния исследуемого, но и в его личностной истории, как он встраивается в саму структуру переживаний и задает определенное направление «жизненному проекту» личности. Фокусируя внимание на внешних М.К. Мамардашвили [Мамардашвили, 2010] очень точно очерчивает смысл объяснения, обращая внимание на английский термин, - explain away, что означает буквально «от объяснить», «отделаться путем объяснения» [Там же. С. 318]. Речь идет не о бесполезности объяснительных моделей, а о том, что прежде объяснения должна быть еще проделана серьезная работа, в противном случае в объяснении окажется упущенной именно та реалия, которую оно и призвано объяснить.
Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия
факторах, невозможно подойти к ядру данной проблематики, для этого необходимо особым образом переориентировать взгляд.
Еще один пример распространенной эмпирической работы - ис следования «психологической причинности», т. е. поиск психологичес ких детерминант, обусловливающих определенные состояния или пове денческие паттерны (скажем, выявлена связь между депрессивными со стояниями и такими личностными факторами, как перфекционизм и враждебность к людям). В исследованиях фиксируется количественная выраженность заранее описанных конструктов (депрессивность, пер фекционизм) и затем предпринимается поиск связей между ними - корреляционных или причинно следственных, в зависимости от типа исследовательского дизайна6. И снова мы упираемся в некоторую не возможность - невозможность целостного взгляда на тот субъектив ный мир, который нас интересует. «Депрессивность» или «перфекцио низм» имеют разный смысл - в зависимости от того, компонентом ка кого целостного субъективного пространства они являются. И чтобы их понять, необходимо реконструировать это смысловое пространство, как бы изнутри описать его. А для этого опять таки нужен иной взгляд и иной язык.
Итак, во всех описанных мной примерах объект психологии - пси хический мир - как бы наблюдается извне, дедуктивно моделируется его логика, эмпирически отслеживаются объективные связи между не которыми его характеристиками, исследуются факторы, обусловливаю щие его особенности, и т. п. И везде мы наталкиваемся на препятствие, приводящее, в конечном счете, к неполноте нашего видения: рисуя фрагменты объективной картины душевного мира, мы как будто что то упускаем, как будто ходим вокруг огороженного, заколдованного про странства, не имея средств шагнуть внутрь. Живое переживание, как и живой переживающий, остаются за пределами нашего взгляда.
Я думаю, что феноменология и психоанализ по своему духу близки именно тем, что позволяют по иному, не через объективные характерис Методологически не имеет значения, используются ли простые математи ческие показатели, типа подсчета корреляций, дисперсионного анализа и т. п., или к анализу привлекаются сложные математические методы наподобие структурного моделирования, позволяющего проверять гипотезы о наличии тех или иных латентных переменных: в любом случае речь идет о выделении точеч ных показателей и поиске связей между ними - в более упрощенных или пре тендующих на формирование сложных, комплексных моделей вариантах. На правленность мыслительного движения одна и та же, отличаются лишь кон кретные методические приемы.
Теория и методология тики подойти к душевному миру, позволяют проникнуть в эту толщу субъективности. Первый шаг, который делает Э. Гуссерль в своем фено менологическом проекте [Гуссерль, 2005], состоит в том, чтобы остано вить «автоматизм понимания» - «заключить в скобки» знаемый мир.
В моих примерах психологических исследований работает установка, по хожая на ту, которая присуща нам в обыденной жизни. Обычно мы вос принимаем что либо сквозь призму привычных представлений о том, что это такое, и в психологических исследованиях восприятие и понимание похожим образом опосредуются представлениями - имеющими связь с обыденной жизнью, но концептуально проработанными. Практически сразу происходит автоматическое подключение условно «высших слоев сознания» - совокупности знаний, с которыми и идет работа (понятий ные определения, уточнения и т. п.). Гуссерль же предлагает затормозить это действие «высших слоев» и попытаться ухватить душевную жизнь в ее изначальной, до знаемой данности. Феноменология предполагает дли тельное вглядывание и вслушивание в опыт с последующей дескриптив ной реконструкцией этого опыта, как он сам себя являет.
И, на мой взгляд, Фрейд с самого начала делает то же самое - он то же как будто «подвешивает» суждение об опыте, не торопится обозначить этот опыт, а постепенно «распаковывает» смысловую реальность симпто ма или психического образования. Кризисные переживания, депрессия, особенности микросоциального климата, внешние объективные связи в этой логике на какое то время перестают быть знаемыми, вполне опреде ленными сущностями, а оказываются представлены особым образом - в виде способного к «само показыванию» неразложимого, синкретическо го, целостного внутреннего феномена. Можно сказать, что феномен в психоанализе являет себя внутри некоторой означающей цепочки. В од ном из исследований Фрейда [Фрейд, 1998] феномен загадочной улыбки, которой одарены художественные образы Леонардо да Винчи, получает свой смысл в контексте интерпретации одной фантазии Леонардо, в ко торой коршун подлетает к нему, маленькому мальчику, и несколько раз касается хвостом его рта, а также в контексте некоторых биографических данных о художнике. Улыбка на картинах отсылает к утраченным поце луям матери и, более того, странным образом раскрывает нам тип гомо сексуальной чувственности автора (не поведение, а именно тип чувствен ности), при которой индивид идентифицируется со взглядом матери и ищет в объектах любви самого себя («нарциссический выбор объекта»).
Что в этом мыслительном движении Фрейда близко феноменологии?
Фокус на смысловой составляющей, на самой реальности внутренней жизни, которая являет себя при определенных условиях - при условии Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия остановки знаемого суждения об опыте и последующей попытке экспли цировать явленное. Особенности жизни, творческого почерка, фигура матери - все предстает в виде особым образом показывающего себя вну треннего смыслового пространства. Однако на этом же примере хорошо видны и отличия фрейдовской интерпретации от феноменологического исследования. В феноменологии предполагается поиск того, что дано с очевидностью, на уровне аподиктических истин. Фрейд же предприни мает интерпретацию смысла, пользуясь символическим толкованием, прибегая к культурным знаниям, верованиям и т. п. В фантазии о коршу не он обращается к легенде, распространенной во времена Леонардо, со гласно которой все коршуны - женского пола и зачинают от ветра7. Ина че говоря, Фрейд не удерживается в феноменологической установке, яд ром которой является эпохе, а выставляет перед собой некий экран, на который проецирует багаж возможных знаний - но знаний скрытых, ак туализирующихся с некоторым временным запаздыванием. Ту же опера цию можно отследить и в толкованиях сновидений, в особенности жен ских сновидений, в которых, по сути, отражается то, как представлена женская тема в культуре (и в мужской душе)8.
Итак, начиная движение понимания из того же пункта, что и фено менолог, как бы «подвешивая» знаемое обозначение опыта, Фрейд за тем вступает на совершенно иной путь - не путь описания данности смысла сознанию, но путь расшифровки выражений смысла в сознании [Рикёр, 2002]. Я упомянула используемое Фрейдом символическое тол кование, но, безусловно, не оно составляет ядро психоаналитических интерпретаций. Как уже говорилось в предыдущем параграфе, у Фрей да интеллигибельность, т. е. умопостигаемость смысла, поставляемого Как оказалось, Фрейд ошибся с названием птицы, и вся его интерпретация строится, по сути, на ошибке перевода, однако в данном контексте факт этой ошибки нас не очень интересует.
Например, в одном из сновидений своей пациентки [Фрейд, 2000б, с. 335, 338-339, 343-344, 361-362] тема женской сексуальности, символизируемая белыми, красными и затем увядшими цветами, у Фрейда легко связывается с те мой травмы, агрессии, страха. Вот это и есть экран, на который проецируется нечто, представленное в самом Фрейде. Из культурного контекста Фрейд выби рает лишь то, что оказывается близко мужскому взгляду, и женская история по лучает определенное смысловое наполнение, при которой срывание и увядание цветов однозначно толкуется как потеря (невинности, молодости и т. п.), в дей ствительности же в таких образах, если учитывать общий тон сновидения, мо жет быть заключена и другая смысловая доминанта - переживание включенно сти в некоторый естественный цикл, пугающий и желаемый одновременно.
Теория и методология
сновидениями, симптомами, фантазмами, особенностями повторяю щихся художественных образов, не может быть достигнута на том же уровне дискурса, что и сами эти действия смысла. Сознание отрезано от собственного смысла препятствием - барьером вытесненного. Фено менолог в процессе собственного исследования тоже сталкивается с чем то таким, что выходит за пределы сознания, что являет собой ирре флексивную толщу опыта. Но феноменолог не идет в эту толщу. Чтобы туда пойти, нужно выйти из феноменологии и дать модель бессозна тельного, которая позволит доходить до смысла производимых им дей ствий.
Фрейд предлагает две известных топики психического аппарата, описывает «экономику желания» и т. д. Вся мета психология Фрейда вызвала в последующем жесткую критику, модели Фрейда были изме нены, заменены и т. п. Для меня сейчас важно отметить, откуда начина ется мыслительный ход гипостазирования моделей бессознательного, в разнице которых, по сути, и заключается основное доктринальное раз личие имеющихся версий психоанализа: психоаналитическая модель следует за феноменологией в ее повороте к субъективности и вращает ся в круге, центрированном на внутренних движениях переживания.
Безусловно, гипостазирование моделей - точка принципиального рас хождения психоанализа с феноменологией, модели бессознательного - это то, что не может быть выведено из феноменологического опыта, но одновременно это то, что делает возможным интерпретацию толщи ир рефлексивного, перед которой феноменолог останавливается. Феноме нология и психоанализ начинаются в одной и той же точке приостанов ки внешних суждений об опыте, но собственно психоанализ при этом начинается там, где заканчивается феноменология.
Особенности личности как «упаковка» психобиографической истории Психоанализ открывает особый тип исследования личности, который в гуманитарной литературе часто определяют как «археологию субъекта»
[Рикёр, 2002], предлагаемый психоанализом метод - это «генетическое толкование», т. е. реконструкция прошлого по оставленным психическими процессами следам [Руткевич, 1997]. В приведенном примере исследова ния жизни Леонардо да Винчи Фрейд фиксирует целый ряд загадочных следов: специфическую исследовательскую любознательность, характер ную не только для научных, но и для художественных опытов Леонардо, скудость сексуальной жизни, особенности художественного почерка (уже упоминавшаяся улыбка Джоконды и других образов художника), наконец, еще один любопытный след - то ли сон, то ли воспоминание, то ли позд няя фантазия о коршуне. «Следы симптомы» провоцируют на воссоздание Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия смыслового целого, которое Фрейд производит путем реконструкции про шлого: Фрейд обрисовывает ранние годы жизни Леонардо, проведенные им со своей родной матерью, с которой он потом, еще в детском возрасте, в силу особых обстоятельств, был разлучен. Жизнь ранних переживаний оставляет свой след таким образом, что последующая психическая жизнь оказывается фиксированной на моменте инфантильной сексуальности, связанной с фигурой матери. И загадочная улыбка на полотнах Леонар до - «археологический след» в его душе нежной улыбки матери, а возмож но, и собственной улыбки, связанной с высшим и в то же время запрещен ным блаженством, - в любом случае утраченная фигура матери в прове денной Фрейдом реконструкции особым образом собирает вокруг себя смысловое пространство, в свете которого становятся понятными отдель ные проявления описываемой жизни и судьбы.
Прошлое, о котором идет речь у Фрейда - это не объективное реаль ное прошлое, т. е. не прошлое объективных фактов, доступных внешней проверке, но прошлое, внутренне переработанное, оставившее свой след в субъективности, переплавившееся в эту субъективность.
Происходит интерпретация того, что, в, некотором смысле, уже было проинтерпретировано - средствами, доступными детской, инфантиль ной организации. За фигурой матери обнаруживается, строго говоря, не реальность, а фантазм, т. е. то, что уже является своеобразной интерпре тацией. То же самое можно сказать о «первичной сцене»: наблюдение первичной сцены - фантазм, «переплавленная субъективностью» ре альность. «Гомосексуальная чувственность» Леонардо отсылает не к объективной реальности отношений с матерью как означающее к озна чаемому, а к некой археологической фигуре блаженства, «говорящему телу»9. За следом, оставленным психическим процессом, невозможно обнаружить чего то условно первичного, аналогического вещи, по скольку сами первичные психические процессы, к которым, в частнос ти, апеллирует Фрейд, по своему статусу представляют собой не «сы рую» материальность, а интенциональные процессы.
Итак, в психоанализе речь идет о реконструкции особого прошлого.
И сама реконструкция происходит путем использования особого сред Еще более рельефный пример - отсылка не к факту отнятия от груди, а к враждебной материнской груди в работах М. Кляйн. Или следующее ироничное замечание Ж. Лакана: реального отца, который в фартуке жены моет посуду, недо статочно, чтобы получить шизофрению, иными словами, этот отец еще должен быть особым образом представлен в психическом плане. Факты прошлого - от нятие от груди, особенности отцовского поведения - реконструируются в плане их внутренней представленности, как факты внутренней инфантильной жизни.
Теория и методология ства - приемов «сценического понимания» [Лоренцер, 1996]. В отно шениях пациента и аналитика можно наблюдать «жизненные инсцени ровки», в терапевтической практике получившие название переноса и контрпереноса: в переносе происходит своеобразное «сценическое представление» пациента, «разыгрывающего» характерные для него паттерны отношений и поведения во взаимодействии с аналитиком, а далее следует «сценическое толкование» аналитика.
Реконструкция жизненных сцен характерна и для психоаналитичес кой работы с биографией. «Археология субъекта» раскрывается путем реконструкции прошлого посредством воссоздания важнейших жиз ненных сцен, определяющих собой саму структуру субъективности. Ре конструированные сцены любви и нежности матери встраиваются во внутреннее психическое пространство Леонардо, определяя, в рассказе Фрейда, особенности психического облика художника.
В одной из своих интерпретаций Ж. Лакан обрисовывает патогра фию Андре Жида [Лакан, 2002, с. 299-303], давая яркий пример психо аналитического «сценического понимания». Лакан упоминает о специ фической гомосексуальной фиксированности желания Жида, свиде тельства о которой тот оставил на страницах своих дневников, об эро тическом характере осуществляемых им действий чтения и письма, о необычных отношениях с женой и том особом значении, которое при давал Жид переписке с нею. Раскрывая смысл этих особенностей (сле дов), Лакан реконструирует психобиографическую сцену, в свете кото рой ряд упомянутых характеристик жизненного мира личности обрета ют свой психологический смысл. 13 летний Андре Жид, испытывав ший явный недостаток общения с матерью (которая, по его словам, то появлялась в его жизни, то вновь исчезала, а в периоды ее присутствия Андре чувствовал себя потерянным и дезориентированным), сталкива ется с чем то вроде соблазнения со стороны своей тети. Однажды, при дя к кузине (дочери тети и своей будущей жене), он застает там тетю с любовником, а этажом выше - кузину в слезах, и в этот момент, по его собственному свидетельству, переживает «чувство любви, энтузиазма, скорби, преданности» и решает посвятить себя «защите этого ребенка»
(кузине, его будущей жене, 15 лет). Лакан описывает сцену с точки зре ния внутренней жизни переживания, оставившего свой след (жить - значит оставлять следы, по выражению В. Беньямина), раскрывает смысл ситуации соблазнения и последующего предательства, вокруг которого, в конечном счете, и оформляется ядро интересующей Лакана субъективности. Лакан показывает, как в сцене с тетей запоздало и не типично оказывается Андре Жид в роли желанного ребенка (вспомним, Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия что его собственная мать нередко пропадала на годы). Ничто не могло смягчить травматичность соблазнения и предательства именно потому, что для самого соблазнения была почва - бессознательное желание быть желанным ребенком. В этой ситуации 13 летний Андре, благодаря кузине, идентифицируется с субъектом желания, влюбляясь в того, кто однажды был любим тетей (нарциссическая фиксированность желания на юношах). И с другой стороны, как личность, он теперь может скла дываться в других отношениях - в отношениях с кузиной женой; как человек и литератор, он может всецело пребывать только в том, что он ей сообщает (особое отношение, придаваемое переписке с женой), не желанная женщина становится для него предметом высшей любви.
Как можно видеть, в психоанализе реконструируется смысловая струк тура жизненных сцен, не просто фиксируются жизненные события, но посредством событий вскрывается внутренняя история переживания.
Нельзя сказать, что отслеживается причинная связь событий (сцен) и на блюдаемого психического облика. Сами события существуют в контексте определенной структуры субъективности: история как бы раскрывает смысл этой субъективности и в то же время мы получаем возможность по нимать саму историю благодаря пониманию структуры субъективности.
Приемы воссоздания психобиографии посредством «раскручивания»
жизненных сцен, конституирующих личность, сближают психоанализ с литературой. Однако можно полагать, что психоаналитическая психоби ография дает начало особому типу «психологической герменевтики», ко торый в методологии психологии практически не ассимилирован. От крытые психоанализом приемы «генетического толкования» посредст вом реконструкции жизненных сцен (и прежде всего сцен, связанных с отношениями с ранними объектами) дают психологам один из возмож ных путей выхода за пределы непродуктивных объяснений поведения, отношений и т. п. путем ссылки на те или иные свойства, при которых аг рессивное поведение объясняется агрессивностью, демонстрируемая че ловеком способность длительно выносить ситуацию неопределеннос ти - толерантностью к неопределенности и т. п. Набор черт, «профиль»
или «психограмма» личности - это не то, к чему достаточно отослать, чтобы что либо в личности понять. Фрейд открывает такое движение мысли, при котором черты, свойства личности обращаются в след исто рии, перестают быть данностью, но предстают в качестве «психобиогра фической проблемы», в которую «упакована» история. «Раскручивае мые» из отдельных особенностей личности жизненные сцены, истории «позволяют постичь как проект внутреннюю связность жизненного ми ра» [Лоренцер, 1996, с. 180]. М.К. Мамардашвили демонстрирует, как Теория и методология идею проектов продумывает в психоаналитическом духе Ж. П. Сартр, показывая, что свойство человека, которое психология часто принимает за конечную точку объяснения, есть не что иное, как «след прошедших событий, продукт закрепления определенной динамики» [Мамардашви ли, 2010, с. 299]. Если жизненные сцены «упаковались» в некоем свойст ве, посредством которого человек как бы «осмыслил мир и сделал его возможным для себя» (там же), то нужно «обернуть проблему: взять то, что мы застаем на поверхности, как материал, раскручивая который мы можем идти обратно к тому, что произошло» [Там же. С. 300] - к набору жизненных сцен. Для этого нужно придать свойству смысл, т. е. рассмат ривать его как смысловое образование - симптом чего то другого.
Символический характер психоаналитического языка В работе «Недовольство культурой» З. Фрейд [Фрейд, 1992] предлага ет метафорическую аналогию между психическим миром и каким ни будь древним городом наподобие Рима. Величественный город состоит из множества культурных слоев, удивительным образом уживающихся друг с другом. Более современные постройки находят себе место рядом со следами древности, архаическое принимает иной облик, включаясь в но вый архитектурный ансамбль, и в то же время оно как будто продолжает жить своей жизнью, в свою очередь определяя то, что приносит с собой каждая новая эпоха. Подобным же образом продолжает существовать психический след пережитого, вовлекаясь в сложные связи с вновь пере живаемым. И в таком случае понять психический мир - значит найти язык, который позволил бы аутентично описывать переживания, вклю чая и те из них, которые происходили давно, в инфантильный период жизни, но которые оставили свой след, продолжающий существовать.
Как я попыталась показать выше, психоанализ наряду с феномено логией «заключает в скобки» внешний мир, сосредоточиваясь на самом переживании. М.К. Мамардашвили очень точно говорит о том, что пси хоанализ, как и феноменология, исходит из предпосылки самодоста точности переживания [Мамардашвили, 2010, с. 298]. Есть опыт, пере живание, которое сообщает нечто такое, чего нет в объективной пер спективе мира. «Проблема смысла (смысла не в обыденном значении этого слова) возникает тогда, когда мы пытаемся, анализируя ощуще ние и переживание, анализировать его, оставаясь в его собственных рамках, или, скажем, не трансцендируя его, т. е. не выходя из пережива ния к некоему известному вне самого переживания миру, а оставаясь внутри этого переживания и считая, что внутри его впервые и рождает ся мир» (там же). Оральная сексуальность, эдипов комплекс, комплекс Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия кастрации - это все компоненты того метафорического языка, кото рый позволяет схватывать живую реальность переживания, находясь как бы внутри него самого. И поскольку этот язык не описывает объек тивного содержания переживания, которое может быть истинным или ложным, бессмысленно ставить вопрос о верификации психоаналити ческих описаний при помощи внешнего критерия. «Эдипов комплекс»
не может быть верифицирован просто потому, что он не может быть ис тинным или неистинным (как не может быть истинным или ложным, например, культурный миф), он описывает такую реальность, по отно шению к которой возможен лишь вопрос о ее смысле и функции в об щей организации психики (как в отношении мифа возможен лишь во прос о его смысле и функции в организации культуры).
Маленький ребенок не знает, что такое «сексуальная сцена», не знает отношений между родителями, однако, как говорит Мамардашвили, не знание ребенка отнюдь не является пустотой, ждущей своего наполне ния, его непонимание есть продуктивное непонимание, и то, что пере жито - необратимо [Там же. С. 328-329]. Подобно тому, как новый Рим не замещает собой полностью Рима архаического, но различные куль турные слои города продолжают сосуществовать друг с другом, новые, взрослые психические образования не приходят со временем на место инфантильных переживаний, просто замещая их собой. Нельзя сказать, что вместо инфантильного незнания сексуальности приходит его взрос лое знание, - это место уже занято необратимо пережитым, и динамика детских переживаний сохраняется и за фасадом так называемой пра вильной взрослой жизни. Динамика прошлых переживаний такова, что она имела смысл для самого переживающего и этот смысл закрепился, «упаковался» в образованиях бессознательного, с которыми и работает Фрейд, как бы «раскручивая» их назад - к смыслу пережитых сцен.
И язык психоанализа - найденный Фрейдом язык описания этих смыс лов пережитого. А это значит, что его нельзя прочитывать натуралисти чески - как обозначение некоторых эмпирических сущностей или фак тов. В психоанализе мы сталкиваемся с понятийным аппаратом, имею щим «символический характер» [Там же. С. 353]: язык психоанализа описывает не реальные события, а процессы их психической переработ ки и интерпретации, и в этом смысле «эдипов комплекс» - не репрезен тация реального положения дел, факта, но инструмент внутренней рабо ты переживания, «орудие интерпретации» [Там же. С. 344-348].
Если пережитое необратимо и кристаллизуется в некоторых образо ваниях бессознательного, то просто сказать о пережитом, вербально от реагировать его недостаточно. Его нужно заново пережить в особого ро Теория и методология да ситуации переноса. Но заново пережить не значит просто повторить, это значит переработать нечто в иной структурной динамике, чтобы расцепить образовавшиеся сцепления. Психоанализ обращается к про шлому, чтобы изменить судьбу [Кристева, 2010], чтобы распутать вы кристаллизовавшиеся смыслы прошлого опыта пациента и, быть мо жет, дать ему возможность иного будущего.
*** Подведу некоторые итоги. Я попыталась показать, что в психоанали тической интерпретации реализуется особая познавательная установка, наиболее характерными чертами которой являются центрированность на смыслах и допущение самодостаточности переживания, или опыта.
По своей «стилистике мышления» психоанализ близок феноменологи ческому и герменевтическому подходам, в то же время в нем предлага ются оригинальные приемы работы со смыслами, не сводимые к движе нию внутри герменевтического круга. Психоаналитическая психобио графия - это возможность средствами символического языка ухватить структуру и динамику глубинных слоев переживания и тем самым по дойти к описанию того в психике, что является недоступным для клас сических объективистских методологий.
Отсутствие в статье анализа методологических проблем психоаналити ческой интерпретации отнюдь не является показателем того, что, с моей точки зрения, психоанализ эпистемологически безупречен. Разумеется, это не так. Однако такой анализ - отдельная задача, с учетом еще и того, что в научной литературе в адрес психоанализа уже давно накопилось немало критики и сегодня необходим взвешенный анализ еще и самой критики.
Здесь же для меня было важным очертить место психоанализа в ряду гума нитарных методологий и показать, скорее, не его проблемы, но его значе ние для методологии психологии. Следует признать, что развитие методов и методологий в психологии в основном шло по пути развития психологи ческого экспериментирования, наращивания арсенала стандартизованных методик и усложнения методов математической обработки. Однако в по следние десятилетия психология стала очень активно включаться в целый ряд междисциплинарных проектов и направлений исследований, таких как качественные, визуальные, культурные, гендерные исследования, исследо вания тела и телесности и др. И именно в контексте подобных междисцип линарных проектов стал расти спрос на неклассические типы методологий, позволяющие адекватно схватывать новые, сложные, концептуально нео Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия пределенные объекты. В этой связи мне видится актуальным более плотное обращение психологии не только к внешним, созданным вне ее методоло гиям (как это часто происходит в рамках направления качественных иссле дований в психологии, где активно применяются, в частности, социологи ческие методы), но и к методологиям, которые были открыты в контексте ее собственной истории. Психоаналитическая интерпретация и психоана литическое исследование случая, как и психоаналитическая сессия в ее не только терапевтической, но и исследовательской ипостаси - самый яркий пример такого рода методологий.
ЛИТЕРАТУРА Бусыгина Н.П. Феноменологический и герменевтический подходы в качествен ных психологических исследованиях // Культурно историческая психоло гия. 2009. № 1. С. 57-65.
Бусыгина Н.П. Феноменологическое описание и интерпретация: примеры ана лиза данных в качественных психологических исследованиях // Москов ский психотерапевтический журнал (Консультативная психология и психо терапия). 2009. № 2. С. 52-76.
Гуссерль Э. Феноменологическая психология // Гуссерль Э. Избранные работы.
М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005. С. 297-340.
Деррида Ж. Фрейд и сцена письма // Деррида Ж. Письмо и различие / пер. с фр.
Д. Кралечкина. М.: Академический проект, 2000. С. 319-369.
Дорфман Л.Я. Эмпирическая психология: исторические и философские предпо сылки. М.: Смысл, 2003.
Кадыров И.М. Психоаналитический сеанс и психоаналитические клинические факты // Консультативная психология и психотерапия. 2010. № 4. С. 8-32.
Кристева Ю. Черное солнце: Депрессия и меланхолия. М.: Когито Центр, 2010 / пер. с фр. Д. Кралечкина.
Лакан Ж. Образования бессознательного. Семинары: Книга V (1957/1958) / пер.
с фр. А. Черноглазова. М.: ИТДГК «Гнозис», Издательство «Логос», 2002.
Лоренцер А. Археология психоанализа: Интимность и социальное страдание / пер. с нем. А. Руткевича. М.: Прогресс Академия, 1996.
Мамардашвили М.К. Очерк современной европейской философии. М.: Про гресс Традиция, Фонд Мераба Мамардашвили, 2010.
Миллер Ж. А. Семинар в Барселоне, посвященный лекции З. Фрейда «Die Wege der Symptombildung» / пер. с фр. А. Черноглазова // Московский психотера певтический журнал (Консультативная психология и психотерапия). 2004.
№ 3. С. 147-182.
М.: АСТ, Ермак, 2004.
Теория и методология Рикёр П. Герменевтика и психоанализ // Рикёр П. Конфликт интерпретаций.
Очерки о герменевтике / пер. с фр. И. Вдовиной. М.: КАНОН пресс Ц, Куч ково поле, 2002. С. 142-270.
Руткевич А.М. Психоанализ. Истоки и первые этапы развития: Курс лекций. М.:
Инфра М, Форум, 1997.
Руткевич А.М. Научный статус психоанализа // Вопросы философии. 2000.
№ 10. С. 9-14.
Соколова Е.Т. Прективные методы исследования личности. М.: Изд во МГУ, 1980.
Соколова Е.Т., Бурлакова Н.С. К обоснованию метода диалогического анализа случая // Вопросы психологии. 1997. № 2. С. 61-76.
Соколова Е.Т., Чечельницкая Е.П. О метакоммуникации в процессе проективно го исследования пациентов с пограничными личностными расстройства ми // Московский психотерапевтический журнал. 1997. № 3. С. 15-39.
Соколова Е.Т., Чечельницкая Е.П. Психология нарциссизма. М.: УМК Психоло гия, 2001.
Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции 16-35 / пер. с нем. СПб.: Алетейя, 2000а.
Фрейд З. Леонардо да Винчи. Воспоминания детства // Фрейд З. Тотем и табу.
СПб. М.: Олимп, АСТ, 1998. С. 217-278.
Фрейд З. Недовольство культурой // Фрейд З. Психоанализ. Религия. Культура.
М.: Ренессанс, 1992. С. 65-134.
Фрейд З. Толкование сновидений / пер. с нем. Минск: Попурри, 2000б.
Фуко М. (2004) Ницше, Фрейд, Маркс / пер. с фр. Е. Городецкого. [Электрон ный ресурс]. URL: http://knigo.com/f/FUKO/nfm.html Eco U. 1992. Interpretation and Overinterpretation. Cambridge, U.K.: Cambridge University Press.
Vanheule S. 2002. Qualitative Research and Its Relation to Lacanian Psychoanalysis.
Journal for the Psychoanalysis of Culture & Society. 7 (2): 336-342.
Westen D. 1999. The Scientific Status of Unconscious Processes: Is Freud Really Dead? Journal of the American Psychoanalytic Association. 49: 1-30.
Бусыгина Н.П. Психоаналитическая интерпретация как исследовательская стратегия
PSYCHOANALYTIC INTERPRETATIONAS RESEARCH METHODOLOGY N. BOUSSYGUINA
The article is concerned with particular methodological features of psychoanalytic interpretation as psychological research strategy. The main argument is that psy choanalysis tends to special cognitive attitude based on the idea of self sufficiency of personal experience. The similar cognitive attitude is characteristic of the phe nomenological and hermeneutic approaches. The particularities of psychoanalytic psychobiography are described and the symbolic nature of psychoanalytic language is argued. The value of incorporating more psychoanalytic interpretation into sci entific psychology is discussed.
Keywords: psychoanalysis, interpretation, classical and humanitarian methodolo gies, experience, meaning, psychoanalytic approach in qualitative research.
Busygina N.P. Fenomenologicheskij i germenevticheskij podhody v kachestvennyh psiho logicheskih issledovanijah // Kul"turno istoricheskaja psihologija. 2009. № 1. S. 57-65.
Busygina N.P. Fenomenologicheskoe opisanie i interpretacija: primery analiza dannyh v kachestvennyh psihologicheskih issledovanijah // Moskovskij psihoterapevtich eskij zhurnal (Konsul"tativnaja psihologija i psihoterapija). 2009. № 2. S. 52-76.
Gusserl" Je. Fenomenologicheskaja psihologija // Gusserl" Je. Izbrannye raboty. M.:
Izdatel"skij dom “Territorija budushhego”, 2005. S. 297-340.
Derrida Zh. Frejd i scena pis"ma // Derrida Zh. Pis"mo i razlichie / per. s fr. D. Kra lechkina. M.: Akademicheskij proekt, 2000. S. 319-369.
Dorfman L.Ja. Jempiricheskaja psihologija: istoricheskie i filosofskie predposylki. M.:
Kadyrov I.M. Psihoanaliticheskij seans i psihoanaliticheskie klinicheskie fakty // Konsul"tativnaja psihologija i psihoterapija. 2010. № 4. S. 8-32.
Kristeva Ju. Chernoe solnce: Depressija i melanholija. M.: Kogito Centr, 2010 / per. s fr. D. Kralechkina.
Lakan Zh. Obrazovanija bessoznatel"nogo. Seminary: Kniga V (1957/1958) / per. s fr.
A. Chernoglazova. M.: ITDGK “Gnozis”, Izdatel"stvo “Logos”, 2002.
Lorencer A. Arheologija psihoanaliza: Intimnost" i social"noe stradanie / per. s nem.
A. Rutkevicha. M.: Progress Akademija, 1996.
Mamardashvili M.K. Ocherk sovremennoj evropejskoj filosofii. M.: Progress Tradicija, Fond Meraba Mamardashvili, 2010.
Miller Zh. A. Seminar v Barselone, posvjashhennyj lekcii Z. Frejda «Die Wege der Symptombildung» / per. s fr. A. Chernoglazova // Moskovskij psihoterapevticheskij zhurnal (Konsul"tativnaja psihologija i psihoterapija). 2004. № 3. S. 147-182.
Miller Zh. A. (2011) Chitat" simptom / per. s fr. M. Strahova. .
URL: http://freudien.com/id 4/id 3/id.html
Теория и методология
Popper K. Predpolozhenija i oproverzhenija: Rost nauchnogo znanija / per. s angl. M.:
AST, Ermak, 2004.
Rikjor P. Germenevtika i psihoanaliz // Rikjor P. Konflikt interpretacij. Ocherki o germenevtike / per. s fr. I. Vdovinoj. M.: KANON press C, Kuchkovo pole, 2002.
Rutkevich A.M. Psihoanaliz. Istoki i pervye jetapy razvitija: Kurs lekcij. M.: Infra M, Forum, 1997.
Rutkevich A.M. Nauchnyj status psihoanaliza // Voprosy filosofii. 2000. № 10. S. 9-14.
Sokolova E.T. Prektivnye metody issledovanija lichnosti. M.: Izd vo MGU, 1980.
Sokolova E.T., Burlakova N.S. K obosnovaniju metoda dialogicheskogo analiza slucha ja // Voprosy psihologii. 1997. № 2. S. 61-76.
Sokolova E.T., Chechel"nickaja E.P. O metakommunikacii v processe proektivnogo issledovanija pacientov s pogranichnymi lichnostnymi rasstrojstvami // Moskovskij psihoterapevticheskij zhurnal. 1997. № 3. S. 15-39.
Sokolova E.T., Chechel"nickaja E.P. Psihologija narcissizma. M.: UMK Psihologija, 2001.
Frejd Z. Vvedenie v psihoanaliz. Lekcii 16-35 / per. s nem. SPb.: Aletejja, 2000a.
Frejd Z. Leonardo da Vinchi. Vospominanija detstva // Frejd Z. Totem i tabu. SPb. M.:
Olimp, AST, 1998. S. 217-278.
Frejd Z. Nedovol"stvo kul"turoj // Frejd Z. Psihoanaliz. Religija. Kul"tura. M.: Renes sans, 1992. S. 65-134.
Frejd Z. Tolkovanie snovidenij / per. s nem. Minsk: Popurri, 2000b.
Fuko M. (2004) Nicshe, Frejd, Marks / per. s fr. E. Gorodeckogo. .
URL: http://knigo.com/f/FUKO/nfm.html Eco U. 1992. Interpretation and Overinterpretation. Cambridge, U.K.: Cambridge University Press.
Freud is Widely Taught at Universities, except in the Psychology Department. The New York Times (2007. November 25). http://www.nytimes.com/2007/11/25/ weekinreview/25cohen.html?_r=4&ref=education&oref&oref=slogin& Frosh S. and Emerson P.D. 2005. Interpretation and Overinterpretation: Disputing the Meaning of Texts. Qualitative Research Vol. 5 (3): 307-324.
Froch S. and Young L.S. 2008. Psychoanalytic Approaches to Qualitative Psychology.
Handbook of Qualitative Research in Psychology. Ed. by C. Willig, W. Stainton Rogers. L.: Sage: 109-126.
Habermas J. 1987. Knowledge and Human Interests. Cambridge: Polity.
Hinshelwood R.D. 2010. Psychoanalytic Research: Is Clinical Material Any Use? Psy choanalytic Psychotherapy. 24 (4): 362-379.
Hollway W. and Jefferson T. 2000. Doing Qualitative Research Differently. London: Sage.
Steiner R. 1995. Hermeneutics or Hermess Mess? International Journal of Psycho analysis. 76: 435-445.
СЛУЖБА ПО ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ (12) ОПИСАНИЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ К ПАТЕНТУ 2013120897/13, 06.05.2013 (21)(22) Заявка: (72) Автор(ы): Трухачев Владимир Иванович (RU), (24) Дата начала отсчета срок...» психологии. – М., 1954.7. Гиппенрейтер Ю.Б. О воспитании детей. Пособие для родителей. –...» 2011103476/15, 20.06.2009 (21)(22) Заявка: (72) Автор(ы): ХАРДЕР Ахим (DE), (24) Дата...»
«А. Черпинска Помощь британского флота при обороне Риги в 1812 г. В период наполеоновских войн отношения между Англией и Россией пережили период неопределенности и резких колебаний. Н о, несмотря ни на что, были явления, которые объединяли эти государства, враждебность к Франции и торговые отношения i. Пенька, лен, м...»
«СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПСИХОЛОГИИ MODERN PROBLEMS OF PSYCHOLOGY УДК 159.9:2 ББК 88.58 К 95 К.С. Кучмистов Аспирант кафедры психологии Волгоградского государственного университета; E-mail: [email protected] ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ ВКЛЮЧЕННОСТИ ЛИЧНОСТИ В ДЕСТРУКТИВНЫЕ СЕКТЫ: К ПО...»
«Вопросы психологии, 2005, № 3, с. 52-56. Процедура профессионального отбора на оперативные должности. (На материале отбора персонала для АЭС) Машин В.А., Машина М.Н. Нововоронежский Учебно-тренировочный це...» И.о. проректора по научной работе _ А.Н. Малолетко ПРОГРАММА кандидатского экзамена по специальности Социальная психология Код по Наименование направления п...» рассматривается политизация религии как понятие и социально-политический феномен, представлены осн...» образования "Южный федеральный университет"ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ...» начала игры и строить сво поведение, придерживаясь роли. Игровое взаимодействие сопровождается речью, соответствующей и по содержанию, и интонационно взятой роли. Речь, сопр...»
2017 www.сайт - «Бесплатная электронная библиотека - различные документы»
Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам , мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.
Год издания и номер журнала:
Из сердца мальва,
мальва проросла и кровью расцвела...
Богдан Гура
Введение
Начало моего исследования немного напоминает работу в кабинете: одна ассоциация, всплывающая из моря образов, чувств и самочувствий, неожиданно организовывает все остальные и заставляет обратить на себя пристальное внимание. Не мудрено: ведь эта ассоциация в свое время дала начало самому методу, можно сказать, родила его в алой пульсации своих многочисленных смыслов.
Сексуальность. Сексуальность в самом широком ее понимании, с подключением всех идей и оттенков, которые только можно выдумать. Или хотя бы сходу вообразить.
Множество смыслов, которые обретает сексуальность в культуре, ее влияние на воспитание, рост и развитие, особенности и нюансы, которые осознание сексуальности добавляет к человеческому диалогу, кажется, должны бы вдохновлять как простых обывателей, так и специалистов к исследованию этой темы и активному включению ее в контексты своих методов.
Тем не менее, если мы обратимся к психоаналитическому дискурсу, то увидим, что в большинстве психоаналитических работ, начиная с Фрейда, сексуальные отношения и начало интимной жизни (чаще всего - дефлорация) рассматриваются в одном ряду с насилием, завистью, травмой, а то и приравниваются к насилию. З. Фрейд строит свою концепцию женского развития на довольно сложных взаимоотношениях женщины с мужской сексуальностью, в котором, по его мнению, ключевую роль играет желание маленькой девочки обладать пенисом, которое впоследствии преобразуется в желание иметь ребенка. Разные дополнения этой теории в дальнейшем в основном только усиливают тенденцию смыслового сближения соперничества, насилия, а также символического - а иногда и реального - антагонизма полов.
При этом Фрейд не указывает других причин для подобного антагонизма, кроме биологических. Конфликт в его представлении становится почти что эволюционно (биологически) обусловленным, а значит - обязательным и неизбежным, чем-то изначально заданным, подобно первородному греху в религиозной догме христианской ортодоксии. Мы могли бы предположить, что любая более или менее концептуально и общественно развитая система, в том числе система лечения и объяснения неврозов, такая, как психоанализ, просто обязана иметь свои собственные догмы, очерчивающие, так сказать, "рамки веры" и являющиеся платформой для личного сотворения мира ("вначале было то-то и то-то, и потому теперь все происходит так"). Это хорошее объяснение, но оно не помогает понять, почему сексуальность априори, для женщины и мужчины, связывается в этой концепции с насилием.
Вспомним, в работах Фрейда и его последователей, описывающих отношение (реальное или предполагаемое) ребенка к первичной сцене также присутствует акцент на агрессии в большей степени, чем на любви. Но собственно, почему ребенок, наблюдая первичную сцену и "не понимая смысла происходящего", должен решить, что происходит насилие, агрессивный акт, а не любовное соединение? Разве мать не обнимает его крепко, разве не подбрасывает вверх и не валяется с ним на кровати, на полу, во дворе? Разве он при этом не вскрикивает и не взвизгивает от восторга? Почему же тогда он, слыша, как мать кричит в спальне или увидев, как родители сплелись на кровати в объятии, должен решить, что "папа бьет маму"?
Возможно, нам будет проще работать с подобными интерпретациями, если мы вспомним, что большинство работ, о которых идет речь, написаны психоаналитиками-мужчинами. Ни для кого не секрет, и это много раз подтверждалось и Фрейдом, и его последователями, да и самой историей психоанализа, что психоанализ - это в целом мужское творение, сконцентрированное на мужской психологии. И "прочтения" сексуальности, первичной сцены и дефлорации, глубже - прочтения женственности в этом смысле становятся своего рода отражениями женской темы в мужской душе, не больше и не меньше. И я предполагаю, что это имеет отношение к совсем другому вопросу, нежели тот, что лежит на поверхности, - не столько к переживанию первичной сцены, сексуальности и даже женственности, сколько к осознаванию сексуальности и жизненности мужчиной и женщиной , их интерпретации с разных точек зрения, принятым и одобренным в культуре потокам ассоциативности и - как следствие - привычным человеческим предпочтениям.
Именно об этом мне и хотелось бы поговорить. Насколько подобные человеческие предпочтения отвечают субъективной и коллективной реальности, как сильно они на нас влияют и как помогают - или мешают - нам строить отношения и наводить мосты друг к другу.
Цветок, аромат и растерянный садовник
В работах мужчин-психоаналитиков тема женской сексуальности и женских циклов обсуждается одновременно легко, скажем, с готовностью говорить об этом и "стеснительно", причем стеснение едва уловимо и угадывается скорее по чуть слышному напряжению профессионального жаргона, чем в явном уклонении от каких-то тем или намеренном их акцентировании. Учитывая многовековую культуру зашифрованных сообщений от женщины к мужчине и обратно, господствующую в западном обществе систему общения и ухаживания, взаимодействия между полами, это вполне понятно.
Как понятно и желание "мальчиков" поговорить о "девочках" в их отсутствие. Но давайте послушаем, что говорится.
Неплохим примером мужской точки зрения на женскую сексуальность в психоаналитической литературе может послужить интерпретация (именно интерпретация, а не цитирование) вслед за Фрейдом сна его пациентки психоаналитиком юнгианского направления П. Кюглером. В своей книге "Алхимия дискурса" он рассматривает бессознательные связи, существующие, как он предполагает, между словами в языке и обращается за иллюстрацией к работе Фрейда "Толкование сновидений":
"... Фрейд описывает сон как биографический. Розовые цветы на ветке и увядшие цветы истолковываются как символическое указание на ее [сновидицы - Я. П.] сексуальную невинность и страх перед насилием. Фрейд объясняет, что цветущая ветвь (тут следует вспомнить выражение "девичьи цветы" "The Maiden`s Blossoms" из стихотворения Гете "Предательство девицы") символизирует как сексуальную невинность, так и ее противоположность. Этот сон, выражающий ее радость от того, что ей удалось пройти по жизни, сохранив сексуальную невинность, позволяет увидеть в некоторых его моментах (например, в увядающих цветах) противоположный ряд идей - страх перед пробуждающейся в ней сексуальностью.
По Фрейду, значимость толкования заключается в бессознательной ассоциации между насилием и цветами , красными и увядшими (курсив мой - Я. П.)" (Кюглер, 2005)
"Сначала предположение Фрейда, согласно которому образ цветов символически связан с насилием, может показаться странным, однако при ближайшем рассмотрении сопряженных с этим понятием слов, мы обнаруживаем, что такие ассоциации близки нам: например, утрата девственности называется "дефлорацией"; в латыни слово deflorationem означает "срывание цветов". Не вызывает удивления фраза Шекспира: "Бледный девичий цветок закровоточил". Можно было бы сказать, что это сказано чисто фигурально, но в этом-то и заключается суть. Язык всегда используется для буквальных (дословных) и фигуральных описаний. В то время, как на уровне осознаваемой нами объективной реальности слова "цветы" и "женские гениталии" имеют совершенно различное значение, рассмотрев скрытый архетипический смысл обеих идей, мы обнаружим в языке скрытую ассоциацию между словами "цветы" и "насилие над женскими гениталиями". (Кюглер, 2005)
"Я привожу здесь подробно вышеупомянутое сновидение моей пациентки, в котором выделяю все, имеющее сексуальный смысл...
Она спускается вниз (высокое происхождение) и перелезает через какие-то странные ограды, или заборы, сплетенные из сучьев в виде небольших квадратов. (Сложный комплекс, объединяющий два места; чердак дома ее отца, где она играла с братом, объектом ее позднейших фантазий, и двор дяди, который часто ее дразнил). ...В руках (как у ангела – стебель лилии) у нее большой сук, похожий на целое дерево: он густо усеян красными цветами, ветвист и велик. (невинность, менструация, дама с камелиями) Она думает почему-то о цветах вишневого дерева, но нет, цветы похожи на махровые камелии, которые, правда, на деревьях не растут. Во время лазаний у нее сперва один сук, потом два и затем опять один (соответственно нескольким лицам, объектам ее фантазии). Когда она добирается до низу, нижние цветы уже почти все опали. Внизу она видит слугу: у него в руках такой же сук, и он его как бы „чешет“, то есть деревяшкой соскабливает густые пучки волос, которыми он порос, точно мхом. Другие рабочие срубили несколько таких сучьев в саду и выбросили на улицу, где они и лежат; прохожие забирают их с собой. Она спрашивает, можно ли ей взять такой сук. В саду стоит молодой человек (совершенно незнакомый ей, чужой); она подходит к нему и спрашивает, как пересадить такие сучья в ее собственный сад. (Сук, сучок издавна служит символом пениса). Он обнимает ее, но она сопротивляется и спрашивает его, какое право имеет он так с ней поступать. Он говорит, что он вполне вправе, что это дозволено. (Относится к предосторожностям в брачной жизни)". (Фрейд, 2009)
Как видим, у Фрейда отдельные детали и особенности композиции и сюжета сна рассматриваются сквозь призму сексуальной символики, главным образом в параллели "сексуальность-травматичность-агрессивность", но прямо не связываются в единую смысловую систему. Кюглер поступает иначе, он рассматривает не символические, а лингвистические (закрепленные в языке на уровне грамматики и фонетики) связи между цветами, дефлорацией и насилием, не имеющие места, по его мнению, в осознаваемой объективной реальности. Но результат оказывается тем же - существует связь между сексуальностью, насилием, лишением девственности и женскими гениталиями.
Здесь, пожалуй, необходимо сделать отступление и обратиться к альтернативной точке зрения, которая поможет нам взглянуть на предмет нашего исследования с другой стороны.
Для этого попробуем вспомнить, как рассматривается и работает символ цветка в мифологии. Словарь знаков и символов В. В. Адамчика предлагает такое определение цветка:
"В символике цветов подчеркивается их связь с циклом жизни и смерти. Цветы - символ мимолетности, краткости бытия, весны, красоты, совершенства, невинности, молодости, души. Определенные аспекты образа обусловлены наличием аромата; различные дополнительные коннотации связываются с формой и цветом. Цветы - ярчайшее проявление жизненной силы, это образ радостей жизни. В индуизме возложение букета цветов на алтарь имеет своей целью донести до божества «дыхание жизни». Образ распускающегося цветка может символизировать реализацию потенциальных возможностей (раскрывающийся цветок лотоса как самораскрытие мира), духовную эволюцию. В рассказе Борхеса Парацельс творит розу, что знаменует достижение им вершин алхимического искусства.
Цветок может выступать как образ мира, центра. Цветы олицетворяют краткость жизни и преходящую природу удовольствия. В буддизме перед изображением Будды возлагают цветы в знак понимания бренности бытия...
Цветы ассоциируются с любовью (поскольку они расцветают по весне) и красотой. В художественной традиции женщина часто уподобляется цветку... Бутон выступает в качестве метафоры девственной красоты.
За различными цветами закрепляется собственное значение; гвоздика олицетворяет страсть, лилия - чистоту. Наиболее «нагруженные» в символическом плане цветы - роза и лилия в западной традиции, лотос и хризантема - в восточной." (Адамчик, 2006)
Из этого отрывка видно, что древняя символическая традиция действительно связывает образы цветка и женственности, а также образы женственности и сексуальности, - однако, цветы одновременно метафорически "привязаны" и к циклам жизни и смерти, к понятиям центра, самораскрытия, а также символизируют ощущение того, что "все проходит" и "все изменяется", подобно тому, как изменяется цветок, переставая быть бутоном и становясь раскрытой чашечкой. Добавлю еще, что сказочная, народная, мифологическая - "женская" традиция трактует символ цветка как указание на женщину и ее природные циклы и способности.
С этой точки зрения во фрейдовском примере присутствует целая история женской судьбы: сук, похожий на целое дерево, - принадлежность к роду и к его жизненным излучинам, отдельная жизнь как часть целого существования; опавшие нижние цветы - более близкие к "стволу", к старшему поколению и достигшие старости женщины или желания самой сновидицы; вишня, цветущая по весне, - пора юности, время сновидицы, и махровые алые камелии - время зрелой женственности, которое ей предстоит; и наконец, желание "пересадить сук у себя в саду", - то есть укорениться, продолжить род, дать плоды и осуществить свою жизнь во всех фазах.
Но Фрейд и Кюглер выбирают другую интерпретацию. Объяснение Кюглера ведет глубже, потому что рассматривает весь комплекс значений как своего рода "цепочку связей", но одновременно и уводит в сторону. Отчего так происходит? Дело в том, что женский опыт (как и мужской), по всей видимости, совершенно непостижим с точки зрения другого пола. Эти два способа существования нельзя сравнивать и нельзя говорить даже, что мужчины и женщины хотят одного и того же, но с разных сторон. Это не так. Мы совершенно разные. Не лучше или хуже друг друга, не старше или младше, потенциальнее или "зрелее". Просто разные. Поэтому когда мужчина (пусть столь гениальный, как Фрейд) рассуждает о циклах менструации и процессе дефлорации, интерпретируя их, это интересно с точки зрения теоретических построений и гипотез, красоты структуры, но в практическом приложении не работает. Тема глубже, и ее конфликты и переплетения смыслов древнее, чем мы думаем.
Вот таблица сходных по произношению и написанию, а частью - и однокоренных слов, которые Кюглер рассматривает в качестве бессознательной смысловой цепочки от женских гениталий к сексуальности, насилию и дефлорации (Кюглер, 2005):
Комплекс слов, которые рассматривает Кюглер, а с ними и тема "цветок", "кровь", "плотский", "дефлорация", "насилие", "воплощение" - это не прямая повествовательная цепочка, а скорее, гнездо, в котором одно вытекает из другого и течет в другое, причем совершенно необязательно, что насилие присутствует там по праву или даже изначально там было. Цикл менструирования, истечения крови, утраты девственности, приобщения к регулярной половой жизни, вынашивания и истечения крови с родами и воплощения новой жизни в младенце (в последе, как в цветке) "записан" в этих словах-метафорах и представляет собой не столько ассоциацию - так как ассоциация походит на вспоминание и поиск того, что скрыто, - сколько внутренний, вечно живой и самообновляющийся календарь человечества. Календарь изначально не помогает помнить, он подсказывает, как лучше организовать жизнь, чтобы следовать ее ритмам. В этом календаре отмечены естественные фазы женщины, по которым она следует и к которым готовится в течение жизни. (Эстес, 2006) Ни одну из этих фаз нельзя "перепрыгнуть" или заменить рядом лежащей, подходящей. Это напоминает рост цветка, откуда, скорее всего, и была взята метафора: зерно падает в землю и "вытекает из нее" как росток, затем появляется первое "пятно" бутона, а после он раскрывается и "кровоточит" цветком, из которого закономерно возникнет плод. В этой системе насилие не присутствует, хотя оно, вероятно, присоединилось к ней позднее как отражение ситуаций, в которых женщине или процессу воспроизводства угрожала опасность.
Рассмотрев такие разные точки зрения (условно - фрейдовско-кюглеровскую и фольклорно-мифологическую), легко увидеть, насколько важное значение имеют особенности сопрягания . Ассоциативный ряд или ассоциативная цепочка, в которой "одно следует за другим" или одно вызывает в памяти, в воображении, другое, и смысловое, метафорическое единство - это разные вещи. Это очень важно. Это краеугольный камень понимания. Контексты, в которых используется метафорическое единство, - бесчисленны. Они могут касаться всех аспектов жизни и выражать огромный спектр состояний. Но в метафорическом единстве они связаны в качестве целостного осознавания процесса. Возвращаясь к метафоре календаря, мы можем сказать, что она описывает структуру года в природных и психических событиях (неотделимых друг от друга). Метафорическое единство "холод, зима, остывание, замедление, уязвимость, засыпание, завершение цикла" содержит, если можно так выразиться, целостное состояние, из которого в любой момент может извлекаться конкретный смысл. Это своеобразный архетип языка, "прорывающийся" ниже собственно языковых процессов. Так, человек может говорить "мне холодно" и жарким летом, стоя в морозильной камере, и лютой зимой, стоя на морозе в пальто. Это не означает, что летом "может быть холодно" и никто этого так не понимает. Холод в каждом конкретном случае разный. Но на символическом уровне метафорического единства холод "принадлежит" группе зимы, метафорической группе, описывающей и напоминающей психике замедленные, прохладные, пассивные и накапливающие процессы).
Кюглер и Фрейд используют для интерпретации иные способы сопрягания, нежели те, что заложены в символике, которая изначально представляет собой единство, восходящее к древнему синкретическому образу мира. Это "женский" способ понимания - взаимосвязь через родственность и целостность основы. Мужской способ предполагает пошаговое последовательное движение от одного к другому, где рядом стоящее становится родственным. Что и определяет результат.
Нестерпимая женщина
Для мужского сознания естественно действовать и рассуждать мужскими способами, и здесь нет никакой проблемы. Проблема, как я уже сказала, возникает тогда, когда с мужской точки зрения и в мужских терминах рассматриваются женские фазы и процессы. От этого всего один шаг до рассмотрения мужского развития как нормы и женского - как странного ее ответвления.
Что заставляет мужчину-исследователя или просто мужчину делать этот шаг?
Мне представляется, что иногда для мужского, в особенности, западного сознания (зачастую стремящегося быть "слишком" мужским), фемининные процессы и связь между ними имеют свое особое значение. Будучи кардинально иным, чем мужские циклы и фазы, женский "круг роста" может восприниматься мужчиной как чужеродный, непонятный и - пугающий. Особенно если ситуация к тому же осложняется доминирующим положением женщины в сообществе (эпоха матриархата) или злоупотреблением властью женщиной в семье (Янг-Айзендрат, 2005). Тогда мужчина или мужская часть общества может испытывать страх перед женщиной и тем, что в психологии называют "фемининностью". Это не имеет прямого отношения к угнетению женщин или ущемлению их в правах, - скорее, речь идет о существовании внутри мужчины такого отношения к самому себе , которое делает для него присутствие женщины болезненным и сложным. Такой мужчина может фантазировать себя кем-то вроде кузнечика на цветке, - маленьким существом, которое может быть легко поглощено огромной и всемогущей "розой"-вагиной. Да, но при чем же тут тогда насилие, если мужчина как раз чувствует себя беспомощным, боясь женственности?
Если мужчина боится женственности, то он боится и своей собственной агрессивности, присущей ему от рождения и комплементарной нормальной женской мягкости. Тогда дефлорация (шире - сексуальный акт вообще) представляется ему насилием. Так проще, потому что тогда он может сказать себе, что насилие - в его природе (биологически отказаться от сексуального акта невозможно), и значит, согласие женщины не требуется. Но согласие всегда требуется. Секс - это не насилие, а дар, и он всегда им остается. Дары не подчиняются власти. Они не могут быть отняты, не могут быть вымолены и заслужены. Боясь женщины, мужчина боится не получить от нее дара, без которого он не может жить и продолжать свой род. Боясь не получить, он стремится отнять. Поэтому мужчина, боящийся женщины, чувствует вину - и проецирует ее на женщину. Это комплекс, который действует как единая система, нелинейно, вовлекая в себя обоих участников и создавая причудливые внешние ситуации.
Миф о том, что женщина боится дефлорации, имеет под собой реальную основу, - у большинства женщин такой страх действительно присутствует, особенно если рядом с вступающей в фазу активной половой жизни девушкой нет более старшей и опытной подруги, которая могла бы помочь ей пройти этот этап осознанно. Но суть не только в этом - а в том, что страх естественен, он - часть процесса, смешанный с волнением и ощущением важности момента. Как не бывает моря без волны, так не бывает вступления в новое, незнакомое, без страха. Но страх легко преодолевается рядом с желанным партнером, и здесь нет проблемы. Женский организм, женское тело устроены таким образом, что у них изначально высокие стрессовые пороги, поэтому женское тело "знает", что дефлорация не причинит ей вреда и не нанесет серьезной травмы. Просто когда раскрывается цветок, бутон лопается и умирает. Женщина знает, что это нормально.
Но мужчина не знает. Во всяком случае, мужчина, воспитанный в культуре жесткой и отстраненной женщины, мужчина, живущий вдалеке от естественных циклов женской сексуальности. Поэтому свои собственные страхи, связанные с дефлорацией, истечением крови и болезненными ощущениями, и связанную с этим враждебность он переносит на партнершу. Тогда возникают мифы о дефлорации как трагедии для женщины, как насилии, за которое она желает отомстить, о том, что для мужа в примитивных племенах стать "дефлоратором" было нежелательно и так далее. Мифы - плоды целой культуры убегающих женщин и охотящихся за любовью мужчин, охотящихся и никогда ее не достигающих. Это трагедия обоих полов, а не только одного. И для того, чтобы разрешить ее, требуется очень много осознанных усилий с обеих сторон.
Схема первичной сцены, или Когда они занимаются любовью
История дискутирования в психоанализе темы первичной сцены (см., например, Эсман, 2002) наглядно иллюстрирует влияние другой дискуссии - о том, является ли сексуальность универсальным феноменом или же "принадлежит" каждому полу в отдельности? Исходя из динамики, которую я описала выше, можно предположить, что трещина понимания лежит в нарушении в каждом личного внутреннего баланса между "давать" и "брать", следуя естественному ходу вещей или выстраивая защитные формы поведения, если это сделать не удается.
Пожалуй, не стоит особо останавливаться на том, что индивидуальная реакция обоих полов на первичную сцену и воспроизведение сходных ситуаций в анализе, сильно отличается от генерализованного, "абсолютного" представления о первичной сцене как "причине чего-то" или патогенном впечатлении. То же касается и табу сексуальности, закладываемого или не закладываемого в детстве. Другими словами, если два взрослых человека настолько стесняются себя и своих сексуальных отношений, что всячески исключают их нормальные проявления из опыта ребенка (не целуются, не обнимаются при нем, не обнимают ребенка, не ласкают его, не гладят по голове, ограничивают телесные контакты), то наверное, следует ожидать, что столкновение с реальностью сексуальности станет для него травмой, независимо от пола. Как можно ожидать и того, что рано или поздно дверь в спальню родителей окажется открытой, просто по реактивной потребности.
В течение долгого развития психоанализа множество раз выдвигались теории и строились предположения на тему нормальной женской и мужской сексуальности. Я бы задала вопрос так: "Что считать "нормальной" сексуальностью и кого конкретно она должна удовлетворять? Клиента? Психоаналитика? Общество?
Случаи большего или меньшего возбуждения, желания или нежелания соития, даже импотенции и фригидности всегда вписаны в контекст, который бывает трудно понять и самим участникам ситуации, а не только наблюдающему. Если в реке стало мало рыбы, или она обмелела, или, наоборот, поднялась - нужно знать, какое сейчас время года, сколько обычно бывает воды в этой реке и сколько - в этот период, как давно река поднималась в последний раз и как это влияет на тот район, в котором она протекает, и конечно, как сама местность влияет на реку. Это глубокий и очень длительный процесс, а потому сложно, пожалуй, говорить, что клиент приходит к нам с "нарушением" сексуальности, что эта женщина фригидна, а тот мужчина садистичен. Человек приходит с тем, что его по какой-то причине тревожит. Но нарушение ли это и в какой степени, - лично для него, - можно будет узнать после долгой и осторожной работы.
Есть и еще один важный, пожалуй, ключевой момент. Если у человека нет опыта отношений , говорить о сексуальности вообще трудно. Реакции, столкновения и некое смешение сексуальных и эротических переживаний в этом случае не имеют соответствующей "чаши", в которой двое могли бы реализовывать и разглядывать себя, оценивать действия свои и другого, корректировать взаимодействие и улучшать его. Происходит простое отыгрывание. Но это не сексуальное нарушение - это нарушение эго и того, что называется объектными отношениями (Кернберг, 2004). Сексуальные действия используются здесь как попытка контейнировать то, что не поддается осознанию и пониманию. Общая спутанность восприятия и импульсивность реакций доминируют независимо от пола, и не будут изменены раньше, чем изменятся отношения.
Как стать бесполым
Концентрация на дискурсе одного пола может доходить до полного отрицания возможностей роста и развития человека противоположного пола. Подчеркну, что это далеко не всегда есть намеренное отрицание "чужого" или фиксация на "своем". Я говорю о том, как структура мышления говорит за человека там, где он высказывается будто бы от себя или от своего профессионального Я.
К примеру, Петер Куттер в книге "Современный психоанализ" недвусмысленно заявляет, что
"Самоосознание определенной половой идентичности во многом зависит от бессознательных фантазий о том, что слывет мужским или женским. Мальчик в подобной ситуации находится в более выигрышном положении, поскольку он без труда определяет свою половую принадлежность, наблюдая и касаясь своего полового члена. Девочке же в этом отношении приходится тяжелее ввиду отсутствия зримых признаков пола ." (Курсив мой. - Я. П.) (Куттер, 1997)
Отдавая должное Куттеру, нужно сказать, что многие исследователи в этой теме "проваливаются" в разницу полов и его точка зрения вовсе не относится к категории крайних. Но в данном случае может послужить хорошей иллюстрацией попадания в ловушку маскулинности.
То, что является "зримыми признаками пола" для мужчины, может не быть ими для женщины, тем более, для девочки или мальчика. У девочки нет пениса (как, впрочем, в полном, функциональном и символическом смысле нет его еще и у мальчика; ему только предстоит "развить" пенис в процессе роста), но у нее есть клитор, и ее органы устроены по-особому, в особой конфигурации, в том самом "цветке" женственности, о котором метафорически повествует большинство культур. И девочка хорошо знает об этом. Она видит, ощущает, она чувствительна к омовениям и отправлению естественных надобностей. Она имеет возможность прикасаться к своим органам и - многие исследователи делают акцент на этом - чувствовать внутреннее пространство в себе. (Лайне, 2005) Теория фантазирования девочкой пениса или зависти к нему построена на том, что она его "лишена". Но тут есть небольшой философский казус: фантазировать о лишении чего-то может лишь тот, у кого это нечто есть. Девочка не лишена пениса, она просто устроена по-другому. Однако пенис есть у мальчика, и мальчик интуитивно чувствует, что эта часть его тела важна (поскольку она важна для отца или, если отца нет, пользуется подчеркнутым вниманием или невниманием матери), и потому может тревожиться о ее лишении.
Девочка развивается по-другому. Ее биология, физиология и психология "настроены" на другие функции, другие ритмы и другие сообщения, посылаемые в мир и принимаемые от мира. У женщины другие символы активности и угнетения жизненных процессов, "вскипания" и затухания страсти, интереса, влечения, симпатии. Они и не могли бы быть такими же, как у мужчины, потому что тогда не были бы комплементарными ему (Гиллиган, 1992).
Столь же большое значение в дискурсе женского и мужского имеют не только прямые высказывания, но и странные и порой неожиданные переливы света и тени. Подобно рассуждениям о норме и патологии, размышления и попытки осмысления женственности и мужественности полны явных и неявных взглядов "в сторону друг друга" и - оценок, прячущихся в пышных кустарниках определений. К примеру, вот одно из описаний, включенных в "континуум "женского истерического":
- Хорошо компенсированная истерическая (истерически организованная) женщина предстает перед нами как яркая, обращенная к людям, хорошо адаптированная харизматичная личность: деятельная, неповторимая, стремящаяся к мужским атрибутам превосходства (Курсив мой - Я. П.) (Павлова, 2007).
В этом описании стоит обратить внимание на то, что хотя названный тип женского имаго в целом позитивен, он выглядит довольно интересно, будучи рассматриваемым в контексте истерической организации и ее компенсирования . Так и хочется задать классический психоаналитический вопрос из разряда "означает ли это?": "Означает ли это, что яркая, обращенная к людям, хорошо адаптированная харизматическая женщина - во-первых, является компенсированной истеричкой и во-вторых, стремится к мужским идеалам превосходства?" С этой точки зрения можно сказать, что "нормальный" человек, у которого никогда не наблюдалось психотических срывов, является компенсированным психотиком. Не исключено, что так оно и есть и мы никогда не узнаем о расстройстве, поскольку оно не явлено. Но возникают еще и еще вопросы: есть ли болезнь, когда она не проявляется, и что мы получаем, "глядя вглубь" и высматривая черных кошек во тьме? Но эти вопросы шире моего исследования. Меня в данном случае интересует факт сопряжения - на уровне теории и практики психоанализа - характерологического и функционального расстройства (вплоть до четвертого издания понятие истерии входило под разными названиями и в разных формулировках в справочники DSM как диагностическая категория) и женской репрезентации как яркой, харизматичной и направленной к миру личности.
Это касается не только ярких женщин, которых в подобных описаниях скрыто обвиняют в истеричности и "стремлении к мужским атрибутам превосходства", но и нежных, чувствительных, мыслящих и действующих интуитивно, по аналоговому типу, мужчин. Не исключено, что образ такого мужчины довольно быстро окажется присоединенным к дискурсу шизоидного, депрессивного или - снова - истерического типа. И стальная, неброско одетая, в меру чувствительная и неторопливая, знающая цену своим желаниям и эмоциям норма будет им судьей.
Мы снова возвращаемся к диалогу между мужчиной и женщиной, к их сокровенному разговору о том, что важнее всего: "Что ты видишь?" "Чего ты хочешь?" "Что вижу я в тебе?" Такой разговор возможен только при условии преодоления того, что лежит в тени. При условии наличия не только способности выносить присутствие другого, но и способности ему радоваться. Меня поражает, насколько часто умение психоаналитически мыслить вырождается (особенно хорошо это видно в теоретических работах) в стремление к незавершенным и недожитым решениям. Если последователи теории объектных отношений говорят о необходимости научиться выносить ненависть к объекту, а затем и присутствие целостного объекта, во всей его полноте, то уже их последователи останавливаются на полпути и явно или "теневым" образом утверждают, что существует необходимость научиться выносить присутствие объекта рядом с собой. Такое впечатление, что мир сплошь состоит из пограничных личностей, единственная задача которых - выжить, перенести и каким-то образом контейнировать сам факт своего выживания. Наши задачи шире, они глубже и много "страшнее", чем просто стремление выжить. Нам предстоит узнать, что мы не одни. И те, другие, тоже.
О ком мы говорим?
Если другой существует, будь то мужчина или женщина, он всегда и неизбежно существует именно как другой, полноценный и таинственный, никогда не познаваемый до конца. В отношении этого другого та теория, которая хорошо объясняет наше собственное поведение или поведение и структуру нашего гендерного сообщества, может быть абсолютно несостоятельна. Но мы продолжаем говорить. Мы упорно строим модели, основанные на "только мужском" или "только женском" понимании, не замечая, как в этих моделях угасают естественные смыслы жизни тех и других. Нам нужно все больше защищаться, потому что вот-вот придет "другой" и начнет требовать от нас жить по его мерке, смотреть его глазами, думать его мыслями. Но мы забываем, что все это - и жить, и чувствовать, и смотреть, и думать - очень полезно, естественно и правильно. Но только когда это дарят и принимают , а не устанавливают в качестве единственно верного лозунга на флагштоке. Речь идет не о борьбе за чьи-либо права - бывает, что такая борьба требуется, и далеко не всегда в защите нуждается более слабый участник конфликта, - но вопрос тоньше: насколько мы, мы сами, в каждый момент времени и взаимодействия с другим человеком осознаем, что он - другой? Просыпаясь по утрам и открывая глаза, чувствуя, как рядом с нами поворачивается чужое, иначе скроенное и по-иному выходящее из сна тело - что мы делаем? Как приветствуем его? Что предлагаем вместе с новым днем? О чем говорим за завтраком, как понимаем возможности его (а вместе с ним и нашего) насыщения, душевного и физического? Легко сказать мужчине: "Ты проиграл матч и поэтому злишься" - гораздо сложнее постараться понять, что значил для него этот проигрыш и может ли он использовать его для будущих побед или же он раздавлен ощущением собственной неполноценности. Легко сказать женщине: "Ты просто раздражена, потому что у тебя скоро менструация" - куда труднее попросить научить ее делиться тем важным, что она постигает именно в эти дни, через свою высокую чувствительность. Слова, которые мы говорим каждый день, действия, которым мы позволяем быть, ранят или исцеляют, в зависимости от того, что мы сознательно или бессознательно в них вкладываем. И если вложить вопрос "О ком мы говорим?" в самую основу взаимодействия, думаю, возможность говорить сама по себе, говорить по-настоящему, друг другу, а не в сторону, станет сильнее и богаче.
Литература:
- Адамчик B.B. Словарь символов и знаков. М, "АСТ", 2006.
- Гиллиган К. Иным голосом: психологическая теория и развитие женщин. // Этическая мысль: Научн.-публицист. чтения. 1991 / Общ. ред. А. А. Гусейнова. М., Республика, 1992.
- Кернберг О. Отношения любви: норма и патология. М., Класс, 2004.
- Куттер П. Современный психоанализ. М., Б.С.Г.-Пресс, 1997.
- Кюглер П. Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое. М, ПЕР СЭ, 2005.
- Лайне А. Ненависть во взаимоотношениях между женщиной и мужчиной //
- Павлова О.Н. Истерическая семиотика женского в клинике современного психоанализа. // Московский психотерапевтический журнал, № 2, 2007.
- Фрейд З. Толкование сновидений. М., Азбука-классика, 2009.
- Эсман А. Х.. Первичная сцена: обзор и пересмотр. //
- Эстес К.П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях. М, София, 2006.
- Янг-Айзендрат П. Ведьмы и герои. Феминистский подход к юнгианской психотерапии семейных пар. М, Когито-Центр, 2005.
